15-й Регион. Информационный портал РСО-Алания
Сейчас во Владикавказе
15°
(Облачно)
41 %
5 м/с
$ — 92.366 руб.
€ — 99.5299 руб.
Албегов: в республике сейчас абсолютное безрежиссерье
10.06.2014
10:56
Албегов: в республике сейчас абсолютное безрежиссерье

Актер Осетинского драмтеатра Алан Албегов поделился с «15-м Регионом» своими мыслями о современном театре.

— Когда вы поняли, что станете актером? Как пришло осознание того, что это ваше призвание?

— Я не могу ответить на этот вопрос, потому что, мне кажется, все мы живем в системе легенд, которые выстраиваются помимо нашей воли. Театр, да и вообще искусство, — настолько загадочный, таинственный, мистический, и когда кто-то говорит «вот я все знаю, я смогу все рассказать», мне хочется улыбнуться этой самонадеянности человеческой. Я не знаю, когда эта мысль пришла ко мне, такое чувство, что я всегда хотел быть артистом. Хотя всегда был очень застенчивым человеком, стеснительным. Может, это подтолкнуло меня, потому что полностью я раскрываюсь только на сцене.

— А как родители отреагировали на это решение — быть артистом?

— Плохо. После школы я смалодушничал, поступил на исторический факультет СОГУ, три года там проучился. Я пообещал родителям закончить его, а потом уже делать, что захочу. Но когда я узнал, что в университете открывают актерское отделение, я, ничего не сказав родителям, забрал документы и подал туда. Хотя не был уверен, что поступлю.

— Какое ваше самое яркое, запоминающееся выступление?

— Каждый выход на сцену для меня это событие. Будь то главная роль или эпизодическая — это всегда волнение, всегда маленькое событие. Даже если ты ведешь концерт или участвуешь в концерте, — все равно волнительно.

— У вас есть любимая роль?

— Конечно, и не одна. Когда получаешь ту или иную роль, ты вкладываешь в нее душу, нервы, атмосферу, частицу себя. Бывали и такие роли, которые не с первого раза полюбил, или вообще не хотел играть их, а потом они становились любимыми. Так было с Мартином Макдонахом. Когда режиссер предложил эту пьесу, было какое-то отторжение. Но со временем я полюбил роль Дэйви в спектакле «Лейтенант с Инишмора» в постановке Юрия Урнова в театре «Шанс». Одна из самых первых ролей в осетинском театре — это роль Антонио в «Бродяге» Вивиани в постановке Геора Хугаева. Бэкманн в спектакле «Нет войне» по пьесе Борхерта «За дверью» в постановке Изабеллы Каргиновой.

— А есть тот образ, который еще не сыграли, но очень хотели бы сыграть?

— Конечно, это чеховские герои. Сейчас в театре нет постановок по его произведениям. То ли в силу менталитета, то ли в силу того, что театр не готов, и здесь можно понять желание театра удержать зрителя на любви к народной комедии. Но осетинский театр всегда славился своими постановками Шекспира, Шиллера, Мольера, Островского, Гоголя. Меньше был Чехов. Насколько я знаю, только «Три сестры».

— Ваше амплуа в театре?

— Нет у меня какого-то амплуа. По крайней мере, я этого не ощущаю. Роли у меня бывают совершенно разноплановые. Самое интересное — пробовать неизведанное. Я люблю эксперименты. Мне нравится, когда то, что ты вчера отрицал на сцене, сегодня так же истово должен полюбить (но, конечно, это не значит, что я должен менять свои человеческие убеждения). Конечно, меньше всего меня занимают в национальных пьесах. То, что я играю в осетинском театре, это или классика, или какие-то переводные пьесы. Вот сейчас я задействован в спектакле по пьесе Асахмата Айларова: это роль пастуха, который попал в наше время. Посмотрим, как будет складываться.

— Если мы говорим о современном театре, то каким он должен быть? Сейчас пьесы переполнены откровенными сценами, активно используется мат. Может, это больше на столичных подмостках и в Осетию еще не пришло?

— Как не дошло? В том же спектакле «Лейтенант с Инишмора» как раз-таки присутствует нецензурная лексика. Тогда это вызвало большой резонанс, пытались даже закрыть этот спектакль. Но мы первые три спектакля играли в режиме закрытого показа, по пригласительным билетам, а после выступления беседовали со зрителями. Мы пытались услышать их мнение. Дело ведь не в том, что там нецензурная лексика, а в том, что хотел сказать режиссер, актеры, что хочет сказать театр этим спектаклем. Для меня современный театр — это, прежде всего, лаборатория, предназначенная для актерских и режиссерских поисков, а не музей, охраняющий традиции.

— Но как вы считаете, наш театр правильно развивается? Можно ли сказать, что он идет в ногу со временем?

— Что такое театр? Это множественность людей, множественность талантов, эмоции, точек зрений. Театр живет только сейчас. То, что было хорошо вчера, сегодня плохо. Поэтому сегодня, вспоминая те великие спектакли осетинского театра, гордясь своим прошлым, мы должны помнить, что это их заслуга. В том, что театр сегодня академический, — заслуга тех метров, которые добивались этого, служили театру верно, честно, откровенно. Сегодня выживать в искусстве очень сложно, но надо рассчитывать на свои силы и бороться честно. Каждое поколение артистов должно сказать свое слово, если, конечно, им есть, что сказать. Принцип, который, к сожалению, зачастую встречается в национальных театрах, прост: чем примитивнее, чем наивнее, тем национальнее. Надо стараться вырваться за пределы наивных представлений, освободиться от этих оков. Мне кажется, не только в театре, но и в любой профессии основой основ является то, насколько она открыта для совершенствования. Это первое. Второе: национальное как заданность существовать не может. Иначе это будет всего лишь костюм, снятый с вешалки. Почему то в 60-70-х годах нас никогда не путали с другими театрами, ставили ли мы Шекспира, Шиллера, Островского, Эдипа или Софокла. Нигде ни с кем не путали индивидуальность осетинского театра. И Отелло Тхапсаева так же выражал лучшие черты культуры осетинского народа, как выражают лучшие черты киргизского народа произведения Чингиза Айтматова написанные на русском языке. Может быть, сегодня появилась та молодежь, которая готова принять какие-то реформаторские идеи в осетинском театре. Сейчас идет период смены вех. Театр должен быть более гибким и в смысле привлечения худежественных средств , и в отношении организационных структур. Подходы могут быть разные. Самый дурной — корыстная заинтересованность в сохранении старого. Современный театр — это театр, в котором не просто есть соотношение с сегодняшним днем, в нем есть, прежде всего, попытка себя опрокинуть, себя изменить. В живом театре нет стереотипа. А мертвый театр — тот, который изо дня в день себя тиражирует и воспоризводит.

— Не так давно на сцене Осетинского прошла премьера спектакля «Башня надежды» в постановке Акима Салбиева. Я была в числе критикующих эту постановку. Как вы оцениваете выбор этой пьесы и режиссерскую работу?

— К теме взаимоотношений поколений театр обращался уже не раз. Был прекрасный спектакль «Мать и отец» постановки Геора Хугаева по пьесе Дельмара «А дальше тишина», где рассматривалась именно эта проблема. Сегодня театр обратился к этой теме снова. Мне кажется, нужно было обращаться к этой пьесе, к этой драматургии. Противоречивая постановка? Да, противоречивая. Интересная, на мой взгляд. Могу не согласиться с игрой некоторых артистов, но это уже чисто субъективно.

— А как на счет режиссерской работы?

— Я не могу оценивать режиссуру Салбиева, поскольку я не режиссер и не театральный критик. Но, на мой взгляд, у нас в республике сейчас абсолютное безрежиссерье. Режиссура — авторская профессия. Существует множество людей, которые ставят спектакли более или менее успешно, но они не режиссеры. Нет точных оценок, критериев, чтобы очертить границы данной профессии, поэтому и кажется, что любой театральный человек в состоянии поставить спектакль. Но поставить спектакль, даже такой, который пользуется успехом и принимается зрителями — еще не значит быть режиссером. Режиссер — человек, который создает свой мир.

— Посетив «Башню надежды», я задалась вопросом: почему у нас в республике, где есть 6 театров, нет ни одного театрального критика? Как вы думаете, с чем это связано? И является ли это проблемой?

— Это большая проблема! На сегодняшний день все театры, все актеры варятся в собственном соку. Мы не слышим конструктивной критики. Раньше в театрах происходили обсуждения спектаклей, пьес, когда разбирали каждый образ, каждого актера, режиссерскую работу, работу художника. Сейчас я не знаю, почему это не происходит, но это большая беда, когда нет человека, который разбирается в современном театре, знает всю театральную историю, все направления и жанры театра, может по полочкам все разложить. Насколько я знаю, Осетия посылала на учебу людей, но не возвращаются они сюда.

— Совсем недавно Владикавказ посетила делегация из Щукинского училища. Посетили ли вы мастер-классы, встречались с ними?

— На мастер-классах я не был, но на встрече в Русском театре присутствовал. Конечно, Вахтанговская школа — самая небытовая школа,самая образная и метафорическая .Она всегда впечатляет, это увеличительное стекло. У нас много выпускников щукинского театрального института. Четыре руководителя театров в республике являются его выпускниками. На мой взгляд, это одна из самых сильных актерских школ не только в России, но и в мире.

— Как оцениваете актерский потенциал республики?

Он есть. Если актерское отделение в год выпускает 10 человек, и из них 1 или 2 человека идут в театр и становятся хорошими актерами, то это уже победа. Это штучный товар, их не должно быть много. Другое дело — чем они занимаются в театре, насколько они бывают задействованы в репертуаре. С приходом в театр начинается самая кропотливая работа, чтобы из вчерашнего студента вырос настоящий профессионал. Мы не должны быть временщиками. Силы любого живого организма должны быть направлены на создание здорового потомства.

— А у вас желания уехать не было? Попробовать себя на других подмостках?

— В какой-то период не было такого желания, оно появилось только 2-3 года назад. Я служу в театре с ощущением, что в любой момент могу уйти из него. Мне кажется, это очень важно в любой сфере — по настоящему можно творить с внутренним ощущением, что ты свободен. Мне бывает жаль тех артистов, которые независимо от того, играют они или нет, привязались к своему месту. Это же разрушенные судьбы, которые годами сидят в театре и ничего не делают. Конечно, есть такие артисты, которые очень талантливы и не по своей воле не играют. А есть те, которые посредственны, но сидят и сидят в театре. Гораздо лучше было бы уйти и искать себя в чем-то другом.

— А почему вы выбрали Осетинский театр? Почему не Русский, например?

— Потому что я осетин! Хотя на сцене Русского театра у меня были спектакли, где играл с его актерами на русском языке.

— А как вы относитесь к Дигорскому театру?

— Я помню, как этот театр рождался, и помню ту первую студию, и Караева, Хадаева — всех этих уникальных актеров, благодаря которым родился и живет этот театр. Мне кажется, сейчас он развивается и идет по верному пути.

— У вас не возникало желания сняться в киноленте?

— Совсем недавно я отказался сыграть одну из главных ролей у Мурата Джуссоева в его картине «Рудник», поскольку в театре шла работа над спектаклем «Игроки» по Гоголю. Может, я не прав. Скорее всего, не прав, потому что можно было найти дублера в спектакле. Ведь все-таки пленка остается на всю жизнь, и, конечно, интересно мне попробовать себя в кино.
Элина 15-Сугарова