Ведущая актриса Русского драмтеатра Анжелика Тер-Давидянц в интервью «15-му Региону» рассказала о том, как случайно попала в профессию.

— Многие девочки с детства хотят быть актрисами. Это и для вас было детской мечтой или вы пришли к театру в более зрелом возрасте?

— В детстве я не хотела быть актрисой. Я была очень скромным, замкнутым ребенком. Меня даже отдали на танцы для того, чтобы я перестала бояться. Я, скорее, хотела заниматься чем-то серьезным: быть учителем или астрономом. Несмотря на то, что ходила и в музыкальную школу, и на танцы, я совсем не была настроена на искусство, скорее, на педагогику, на русский язык. Это была моя страстная любовь!

— Как вы попали в Русский театр?

— Совершенно случайно. Я проходила мимо театра и увидела большой баннер «Проводится набор в студию при театре. Обучение в ГИТИСе». Это непонятное слово «ГИТИС»… Потом нам объяснили, что это в Москве. Ну я решила: пойду почитаю стишки. Мы, естественно, перед этим позанимались, подготовились. В первый приход нам сказали, что там очень большой конкурс — больше 600 человек. Второй тур должен был быть через месяц. Нам сказали: «Приходите и ищите себя в списках. Если там есть, то прошли». Пришли мы через месяц, смотрим — в списках. На второй тур мы пришли с тем же самым багажом. В результате отправленных в Москву оказалось 18 человек. Это был, наверное, подарок судьбы. До последнего я не могла поверить, что поступила.

— Вы учились там заочно?

— Да, туда мы ездили только на сессии. После поступления ужас начался во Владикавказе, когда я вернулась. Здесь началась непонятная, страшная работа, в которой появились слезы, обиды, полезли те комплексы, которые были с детства. Я была уверена, что это не мое. Думала, как-нибудь перекантуюсь годик, а дальше видно будет. Вдруг первый курс закрываю и по основному предмету, актерскому мастерству, получаю «пять». Тут я подумала, надо попробовать еще. И начала постепенно въезжать. Хотя, честно говоря, до сих пор въезжаю. В этом, наверно, прелесть этой профессии, у нее нескончаемые пласты. Кажется все: ты сыграл спектакль, ты сделал роль, и эта роль немертвая. Каждый спектакль ты находишь в ней что-то еще. Она всегда живая. Но это только до того момента, как она тебе нравится. Как только роль перестает нравиться, ее можно списывать. Человек не должен быть машиной. Поэтому даже когда спектакли играются много раз, каждый из них будет разным. Для роли нужно копать везде — в голове, в душе, в литературе, на улице. Так и пролетело 30 лет.

— Вы никогда не хотели остаться в Москве?

— В то время мы об этом не думали. Очень трепетно относились к тому, что нас обучали во Владикавказе. В Москве была совсем другая жизнь. Нам некогда было в нее окунаться. Хотя и времена тогда другие были. Тогда и там, и здесь труд актера оплачивался одинаково. Да и сначала здесь было много работы, потом семьи пошли, и уже стало не до Москвы. Давно пришла к выводу, что ни о чем не надо жалеть.

— Вы суеверная? Приходилось ли вам из-за суеверия отказываться от каких-то ролей?

— Отказываться не приходилось. Отказываться можно из-за каких-то фактов. Вот, например, ставили мы «Реквием забытой балерине» и перед самой премьерой у меня погибает родственник. Конечно, страшно, конечно, жутко, но завтра играть. Мало того, что это не то, чего хочет душа в такие моменты. Но, как ни странно, этот случай мне помог. Действие в этой пьесе происходит непонятно где и непонятно когда. Действующие лица — реальная балерина Аврора Газданова, которая жила здесь, во Владикавказе, и дух времени. Мистика, конечно… В этот раз спектакль получился. А в следующий, перед началом спектакля, когда я надевала балетки, у меня в икре надорвалась мышца. Я ногу не могла поставить, чувствовала дикую боль. Мне перемотали ногу эластичным бинтом, и на одной ноге я скакала весь спектакль. Вот я и говорила ребятам, что мне уже становится страшновато и я не знаю, что дальше будет с этим спектаклем… Вообще нельзя трогать те пьесы, в которых есть мистика или какое-то поползновение за грани дозволенного. Вот не знаю, это суеверие или наоборот.

— А какая ваша любимая роль?

— Любимая роль та, которая получается. Сейчас идет «Как боги». Роль Веры у меня еще не до конца получилась, я ее еще не нашла. То же самое и со спектаклем «Одноклассница». Бывает, что я не вижу роль, я вижу себя.

— Вы сказали, что пока еще не до конца поняли свою роль в пьесе «Как боги»…

— Да, я до сих пор не понимаю, что такое быть женой дипломата. Хотя мы очень подробно все разбирали. Все равно не понимаю, почему в 39 лет Вера поставила на себе крест, почему не нашла общего языка с дочерью, почему живет в нелюбви, терпит мужа-алкоголика. И если она такая серая мышка, то за что в нее может влюбиться молодой парень? Может, я слишком жесткая для этой роли…

— Переосмысливается ли роль после нескольких лет игры?

— Конечно! Например, «Реквием» мы играем уже пятый год. Каждый раз — это новый спектакль. Потому что мы уже другие: то новая морщинка появилась, то похудела, то ты счастлива или задумчива. И отношение к тексту меняется. Ведь оживляю я его собой и своими эмоциями и чувствами.

— Был ли такой период, когда для вас не было подходящих ролей?

— Когда нет ролей — плохо. Вот тогда женщине становится тяжело. Если она привыкла получать этот допинг, а сейчас она не выходит на сцену уже два месяца, начинается внутренняя истерика. Ты чувствуешь беспомощность. Кажется, что ты уже никому не нужен, хотя ты хочешь и можешь быть нужным. Поэтому, конечно, желательно чтобы была спокойная работа, как у нас в театре. У нас никто из актеров не засиживается.

— Вы преподаете курс сценической речи в СОГУ. Легко ли передать опыт нынешней молодежи?

— Ребята думают, что сценическая речь — это легко. Я на них часто ругаюсь, постоянно твержу им одно и то же. Но понимаю, что они начнут заниматься только тогда, когда им это будет позарез нужно. Постоянно у них отговорки, что они больные, прыгать и кувыркаться они не могут. Актерская профессия — это огромный физический труд, поэтому если они больные, то им нечего делать в актерской профессии. Актер должен быть мышечно-сильным для того, чтобы донести свое слово до последних рядов. Сильными должны быть не голосовые связки, а именно мышцы, которые должны постоянно тренироваться.

— А как дело обстоит с молодыми кадрами?

— Очень плохо. Не привлекает молодых людей зарплата актера, хотя профессия яркая и интересная. Руководство театра поднимает зарплату, но, конечно, это все равно мало для семьи. И вообще мало русскоговорящих. Все-таки театр русский и речь должна быть чистой. Кстати, сейчас в университет приходит не такая дерзкая молодежь. Особенно девочки. А вот мальчики, которые идут на театральный факультет, дорогого стоят.

— Насколько важна для актрисы театра внешность?

— Теперь я понимаю, что гримом и своей игрой я могу сделать то, что девочка с большими глазами и длинными ногами сделать не сможет. Научилась я этому, потому что такой внешности у меня нет. Я уперлась и сказала, что я должна. Я могу! Теперь, конечно, мне уже не важна моя внешность.

— Какие качества должны быть у идеальной актрисы?

— У меня плохой характер для актрисы. Я въедливая. Например, получаю новую роль и начинаю цепляться за каждое слово. Это потому, что они (слова) мне бывают непонятны, не я же их родила. Принесли мне чей-то текст, а я должна говорить его органично. Вот я и начинаю мучить режиссера: «А почему именно так надо говорить?». Если режиссер не вредина, то он понимает, что я запуталась. Ему-то видно целую картину, а я вижу только свою роль. Актриса должны быть серьезной, терпимой и гибкой. Режиссер говорит ей прыгать и бегать, а она делает это с радостью и улыбкой. А я сразу начинаю протестовать.

— Талант актрисе дается от бога или это нарабатывается годами?

— Я знаю, что на одного хорошего актера смотришь, слушаешь, понимаешь, а другого просто пьешь. Может быть, это талант?

— В театре вы одна из ведущих актрис. Как совмещаете это с семьей?

— Нужно все делать вовремя. Родить детей, поставить их на ноги и заниматься любимым делом. Но вот как быть, если муж не из театра, это я с трудом могу себе представить. Со вторыми половинками, которые любят тебя, но не понимают твою работу, очень трудно. Ведь бывает так, что утром мы приходим на работу, а уходим поздно ночью.

— Театр обычно ассоциируется с интригами и склоками. Как быть к этому подготовленной?

— Нужно улыбаться априори. Ведь я все равно никому ничего не докажу. Лучше оставить все склоки. Зритель и так все видит, и я докажу все на сцене. Если тебе дали вторую роль, играй ее так, чтобы смотрели не на главную героиню, а на тебя. Я долгое время играла вторые-третьи роли. Так и привыкла быть в тенечке. А когда старшие актеры куда-то растворились, мне стало страшно. Казалось, что я не потяну. Потом, конечно, все получилось.

— А ощущается ли на сцене реакция зала на вашу игру?

— Конечно, ощущается. Сначала чувствуется, что зритель в ожидании того, что ему преподнесет актер. Чувствуется, когда нет шорохов, поскрипывания стульев. Но это не может быть на протяжении всего спектакля.

— А бывает ли такое, что вы на какое-то время забываете о театре?

— Не бывает. Я постоянно анализирую свою работу, свою игру. Постоянно возникают какие-то новые мысли. Во время сезона актер ничем другим не занимается.

— Чем сейчас живет театр?

— Он постоянно живет новой постановкой. Сейчас, например, «плинтусом» (новый сезон театр откроет постановкой «Похороните меня за плинтусом», — прим. «15») и новой сказкой. Также ожидаются две большие постановки. Сейчас мы еще и в ожидании гастролей во Владимир в 2015 году.
Яна 15-Филиппова