События Великой Отечественной — все дальше они от ныне живущих. И задача теперешних поколений — передать память о них поколениям будущим. Иначе быть нам «Иванами, не помнящими родства», иначе может повториться то, что не должно повториться! Например, блокада Ленинграда, унесшая жизни сотен тысяч людей… Через тяготы блокадного бытия прошли около четырех десятков ныне живущих в республике человек, в том числе и герои настоящей публикации.

О Софье Лядовой, сегодня — Софье Николаевне я узнал почти случайно, но, как известно, случай — это непознанная закономерность. И в дни, когда мир и страна отмечали годовщину прорыва Ленинградской блокады и освобождения узников Освенцима, иного и быть не могло. Ведь семейная история этой защитницы города на Неве тесно связана с обоими событиями.
— Отца я потеряла очень рано, даже и не знала его, — начала рассказ 88-летняя женщина-ветеран. — Маме очень трудно было воспитывать меня и четырех братьев. Так еще задолго до войны я оказалась у родственников в Ленинграде, а мама осталась с младшими детьми в Белоруссии, под Бобруйском.
В радостный для меня день окончания Ленинградского фармакологического техникума я узнала, что началась война. Я как военнообязанная не подлежала эвакуации и работала в разных аптеках города. После начала блокады в сентябре 1941-го мы начали серьезно ощущать нехватку продуктов. Начался тот самый страшный голод, о котором в нашей стране, наверное, слышал каждый.
С наступлением холодов мы уже даже не уходили после работы домой. Транспорт не работал, тепла и продуктов не было, так что жили фактически на работе. В декабре 1941-го были такие перебои с подвозом продуктов, что три дня не выдавали даже несчастные 125 граммов хлеба из отрубей. Люди приходили в аптеку за лекарствами, да так и умирали у стойки от бессилья…
Голубые глаза Софьи Николаевны обращены ко мне, но смотрят куда-то вглубь себя, вглубь пережитого, и на них то и дело выступают слезы. Вернее, это для меня те события — история, а для нее по-прежнему — нестираемые дни ее трудной и незабываемой молодости. Даже в рассказе она постоянно называет свою военно-медицинскую службу «работой».
Ее двоюродный 80-летний брат Михаил Соломонович, тоже участник нашего разговора, постоянно одергивает сестру и с мужской педантичностью напоминает: «Служба». Но все повторяется. Брат и сестра не виделись два десятилетия, хотя и живут в одном государстве. Уже шестьдесят лет, как бывший житель Белоруссии Михаил Рубинсон стал ленинградцем–петербуржцем.
Семьи их родителей жили вместе в белорусском городе Глузске, там их и застала война.
— В первые дни войны передовые части фашистской немецкой машины вели себя по отношению к мирному населению нейтрально, им было не до нас, — делится воспоминаниями Михаил Соломонович. — А потом появились гестапо, комендатура, полиция из местных. Еврейское население, а нас было около 40 процентов, заставили пришить к своей одежде шестиконечные желтые звезды Давида.
Поначалу «брали» только активистов — партийных и комсомольских работников, депутатов, но 10 декабря начались облавы на целые городские кварталы. Хватали и увозили на расстрел всех подряд, у меня погибли мать, сестра полутора лет и брат шести. Всего же фашисты уничтожили в городке более двух тысяч четырехсот человек.
Я и мать Сони (Софьи Николевны) с детьми чудом избежали захвата, долго прятались у знакомых и незнакомых людей, которым за это также грозил расстрел. Сонину семью спрятала у себя на несколько месяцев белоруска Мария Бабак, а я пробирался в партизанскую зону. Большую территорию — так называемую Партизанскую республику — фашисты не контролировали все время оккупации. По дороге чудом встретил отца, также избежавшего расстрела в другом городе, где работал, и тоже пробиравшегося к партизанам.
Так мы три года и воевали в белорусских лесах: он выпускал газету «Народный мститель», ну, а я по-мальчишески — дозорил, собирал информацию о враге…
Послевоенные поколения выросли на фильмах и скупых рассказах дедушек о войне. Но за первое десятилетие демократических реформ, когда своих дедушек уже не стало, а вся эта «ветеранская быль» почти полностью исчезла из эфира и печати, мы как-то отдалились от мыслей о той страшной поре, нечеловеческих испытаниях, выпавших на долю поколения победителей.
Собранный, деловито поправлявший сестру Михаил Соломонович, вдруг делал паузы, подыскивая точные слова, губы дрожали, когда подходила его очередь говорить.
Но, пожалуй, самым острым моментом нашей встречи стало вот что. Я попросил Софью Николаевну надеть для снимка боевые медали «За оборону Ленинграда» и «За боевые заслуги». А она вдруг засмущалась и сказала: «Я их никогда не надеваю. Люди как-то не понимают, какова их настоящая цена! Кому это сегодня нужно?»
До какой же степени надо было изуродовать наше сознание, что всего за пару десятилетий мы начали быть равнодушными к людям, благодаря кому мы выжили и не стали рабами диктатора-человеконенавистника?! Не потому ли и в некоторых бывших советских республиках фашистский реваншизм уже стал реальностью…
— В конце 1942-го меня перевели из аптеки в действующую армию — 10-й автомобильный полк, перевозивший грузы, в том числе и через Ладогу — по «Дороге жизни», — продолжает рассказ Софья Николаевна. — В первый же день, когда я попала туда, на моих глазах под лед ушел грузовик с эвакуированными. Никто не спасся! Меня же не могли долго успокоить и еле привели в чувство. Представьте, каково это было увидеть!
Год я обслуживала «Дорогу жизни» и выхаживала раненых в госпитале. Сами жили на одной похлебке из гороха или риса, перловой каше, а хлеб, весь до кусочка, — только лечившимся солдатам!
В конце 1943-го наш полк перевели сюда, во Владикавказ, для перевозки грузов по Ленд-лизу из Закавказья. Так я здесь и осталась, познакомилась со своим мужем, старшим лейтенантом Мишей Лядовым, с которым, оказывается, все время служила в одном полку еще в Ленинграде.
Весть о снятии блокады пришла к нам по каналам военной связи быстрее, чем по радио. Что творилось в нашей части — передать невозможно: мы плакали, обнимались, а потом провели митинг в честь этого трудно переоценимого для каждого ленинградца события.
Защитница Ленинграда — Софья Николаевна — так и прослужила, проработала всю жизнь после войны в автомобильном полку, потом — в зенитно-ракетном училище и других местах до самого своего 80-летия! Лишь досадная травма заставила бывшую фронтовую медсестру, начальника фармацевтической службы училища вести оседлый домашний образ жизни.
Привыкшая к трудностям, Софья Николаевна на материальное положение не жалуется, ведь ей доплачивают как участнику войны, а вот температура в квартире в январские морозы была чуть выше, чем в блокадном Ленинграде. Да еще внимательно следящая за событиями в стране и мире пенсионерка сокрушается, что в эфире не стало радио «Эхо Москвы».
Михаил Соломонович тоже не успокаивается на пенсии и активно борется за сохранение памяти о жертвах фашистского террора и в своем родном Глузске, и в нашей стране. Его усилиями государство Израиль присвоило белорусске Марии Бабак одно из самых почетных званий этой страны «Праведник мира». Так посмертно оценен мужественный поступок белорусской женщины, прятавшей у себя еврейскую семью.
Удивительно тепло относятся друг к другу Софья Николаевна и Михаил Соломонович, и, по-видимому, дело не только в родственных связях. Их объединяет нечто большее — пережитые тяготы военной жизни, общая судьба поколения, страны, которая в их сознании по-прежнему остается единой, как тогда…«Северная Осетия»