Пологие скалы, поросшие травой, низкорослыми деревьями и кустарником. Крутые и частые до головокружения повороты серпантина, сопровождаемые водами Фиагдона. Мягкий, чуть заметный подъем вверх, к точке «над уровнем моря». Как утверждают бывалые «фиагдономаны», машин на дороге обычно в разы больше, однако будний день приятно нарушал эту традицию.

​Поселок Верхний Фиагдон – квинтэссенция неразрешимых противоречий. Вызывающие трепет древние, полуразрушенные башни и склепы, красивые частные постройки, стилизованные «под старину» и мягкие пейзажи разбавлены жалкими, нелепыми на фоне горных видов «хрущевками» и безвкусной современной архитектурой.

За очередным поворотом, южнее поселка Верхний Фиагдон, на правом берегу реки – каменное, каскадное строение, повторяющее какие-то старинные и даже сказочные мотивы. Удивительно гармоничное. Тем более ценна эта гармония, что строился монастырь без участия архитекторов и специалистов. По мнению многочисленных паломников и туристов – одно из самых красивых и атмосферных мест современной Осетии.

Примерно так можно описать начало этого небольшого путешествия четырех журналистов в самую высокогорную православную обитель России – Аланский Свято-Успенский мужской монастырь в селении Хидикус.

Выйдя из автомобиля, мы попали в традиционную зимнюю Фиагдонскую стихию – промозглого ветра и сухого холода. Припорошенная снегом насыпная дорога ведет к порогу Храма. Слева и справа – монастырские постройки из местного камня.

Ветер рвет на части, буквально заталкивая в двери Храмового комплекса. Мельком успеваем оглядеть красивую, просторную террасу, нависающую над дорогой, реку и пологую скалу с выложенными на ее склоне тремя небольшими, белыми крестами.

Первозданная суровость и будоражащая, пустынная, безлюдная красота этого места отсылает по своим ощущениям к романам «Венок на могилу ветра» или «Реквием по живущему» Алана Черчесова. Таким мы увидели селение Хидикус в тот день.

Монастырский храм внутри белоснежен, прост и наполнен светом. Спокойствие и простор. Иконостас из бежевого Фиагдонского доломита украшен удивительно легкой, затейливой, кружевной резьбой. Завывающий снаружи ветер отзывается тут причудливыми, почти живыми голосами – он поет, шепчет, разговаривает.

Робко, с каким-то внутренним волнением, очарованные увиденным, мы ждем наместника монастыря игумена Стефана.

Высокий, красивый, кажущийся суровым, как и сам монастырь, которым он управляет, отец Стефан удивительным образом располагает к себе людей. Быть может, дело в том, как он улыбается? Широкой, приветливой, прощающей, казалось бы, все твои слабости улыбкой.

Начавшись с приветствий и расспросов, разговор с отцом Стефаном не шел по заранее определенному «журналистскому» плану – он складывался стихийно, переходя от одного к другому. Вместо привычного интервью получился настоящий, теплый, значимый для каждого из его участников «разговор по душам».

– Начало года, для кого-то начало нового пути, для кого-то – жизни. Какие теплые слова у вас, как у духовного лица, есть для ваших соотечественников, проживающих в Москве и начинающих этот 2015 год с чистого листа?

– Многие поехали в столицу работать, кого-то толкнули на это форс-мажорные жизненные обстоятельства. Конечно, хочется им пожелать больше тепла, возможностей, чтобы планы, которые они себе наметили, милостью Божией исполнились. Господь дал им такую прекрасную возможность потрудиться и для себя, и во славу Божию. Пожелаю им не забывать дорогу и к Богу. Есть такие хорошие слова: «Националистом быть нельзя, но патриотом быть обязан». Не забывайте малую родину, любите ее, пусть Господь укрепляет, поддерживает, вы, в свою очередь, будьте благодарны Богу за это.

– Монастырь считается местом необычайной силы, положительных и светлых эмоций. Думаю, что многие приезжают в Осетию целенаправленно для того, чтобы «зарядиться» невероятной энергией этого места…

– Бывает, конечно, что люди приезжают в Осетию и первым делом едут сюда. Потому что, когда человек вне дома, он скучает, тоскует, попадает во всякие ситуации и, конечно же, ему хочется на родину. Кстати, многие именно в Москве и «воцерковляются» по-настоящему. Потому что, теснее соприкоснувшись с русской культурой, можно многое найти в Москве и для себя, и для своего духовного роста. Для большинства это бывает своеобразным первым толчком на пути к православию. Так, для студентов началом пути к истинной вере становится Блаженная матушка Матрона, к которой они бегают во время сессий. Потому что сессии ведь сдавать надо (улыбается). Питерцы бегают к Ксении Петербургской, просят у нее помощи и заступничества. Так и происходит сближение с Богом. Это радует, потому, что если мы не с Богом – мы можем потеряться как народ, утратить человеческий облик. Да, это – тяжело. Все ссылаются на соблазны, на искушения, но надо в уме всегда держать одно – Господь нам дает достаточно и сил, и ума, и разума. Другое дело, в какое русло мы все это направим и каким путем захотим идти – путем без Бога или с Богом. Соблазны были и тысячу лет назад, но Господь всегда дает нам право выбора.

Людей в эти праздничные дни в монастырь приходило очень много. В основном – приезжие. В том числе и те осетины, которые живут за пределами Осетии. Многие из них не имеют собственного жилья в республике, они снимают его на период праздников, часто даже в самом Фиагдоне, потому что здесь климат замечательный, здесь красиво, хорошие дороги, развита инфраструктура. Опять же от Владикавказа недалеко…

– Впервые увидевшие эти места и монастырь уезжают под впечатлением…

– Сказать, что все, кто к нам приезжает, впечатляются – ничего не сказать. Но больше всего приходят в восторг иностранцы. Этому способствует и сама архитектура монастыря, сложившаяся, кстати, стихийно, без особых проектов и специалистов. Господь как-то подсказывал, направлял нас в вопросе строительства, в итоге получалось удачно. Но для россиян и для местных жителей внешний облик монастыря не кажется столь удивительным, как для иностранцев. Мы, наверное, больше погружены в свои бытовые проблемы и многого не замечаем и не ценим. А вот у иностранцев чуть другой подход. Когда они видят монастырский комплекс, они пребывают в уверенности, что это глубокая старина, датированная минимум XV-XVI веками.

– Получается, что монастырь построен без участия конкретных архитекторов? Это удивительно, учитывая невероятную красоту сооружения…

– Да, все происходило спонтанно. Когда мы сюда только приехали – жили очень скромно. Если бы тогда к нам кто-нибудь подошел и сказал, что мы будем строить в скором времени вот этот храм, в котором мы сейчас находимся, никто бы этому человеку не поверил. Здесь просто стояли стены храма, возраст которого около 150 лет. Чуть выше находился столетний дом, в котором жил последний священник, служивший в этом храме. Изначально из Бесланского монастыря нас сюда приехало три человека. Мы заселились в дом, начали вычищать нижний храм от мусора и подготавливать его под реставрацию. Привели в порядок дом, рядом построили ещё один – для того, чтобы из Беслана смогла переехать вся братия. Первые годы мы жили очень скромно, не было даже транспорта, чтобы привозить продукты. Без Божьей помощи этого всего не было бы.

– Сколько человек изначально жило в монастыре?

– Нас в Беслане было восемь монахов. Сначала сюда, в Фиагдон, приехали трое – два монаха и один послушник. На сегодняшний день нас десять монахов, четыре послушника и почти всегда десять-пятнадцать трудников. Это люди, которые приезжают, живут в монастыре, помогают и могут находиться здесь разное количество времени. Кто-то может на три дня приехать, а кто-то остается и на полгода.

– Получается, что любой человек может прийти и жить здесь?

– Да, лишь бы у него было понимание, что такое жизнь в монастыре. Что это послушание, посещение богослужений, труд. У нас монастырское хозяйство, очень много работы. Только зимой, совсем короткое время, когда холодно и дуют ветра, тяжелого физического труда поменьше.

– Хозяйство в монастыре большое?

– Мы держим коров, коз, пчел. Относительно большое. Травы разные сами собираем.

– В Москве тоже наслышаны о вашем монастырском чае. Он какой-то невероятно вкусный…

– Потому что здесь у нас в горах собранный.

– И мед…

– Горный, чистый мед. Это даже больше лекарство, чем продукт питания.

– Интересно ваше мнение по поводу событий во Франции. Трагедия широко обсуждается в обществе, высказываются противоречивые мнения, звучат обвинения и порой очень жестокие, в том числе и в адрес жертв теракта. Интернет бурлит противоречивыми эмоциями, обсуждая и осуждая, легко играя такими словами, как «вина», «справедливость», «возмездие»…

– Радикализм плох везде и всегда, независимо от того православный ты, мусульманин или буддист. Потому что есть такое понятие, как вера-терпимость, вера-понимание. Что говорил Господь? «Как хотите, чтобы вам было, так делайте и вы». Если мы хотим, чтобы вокруг нас царили мир и понимание, естественно мы должны сеять именно это. Если мы внутри себя люди не укрепившиеся, подвержены всяческим порокам, страстям, нервозам, естественно вокруг нас и мир будет таким же. Получается, что изначально мы должны совершенствоваться сами. А то, что на сегодняшний день произошло и происходит во Франции, это, конечно же, большое горе. Горе всегда ужасно, вне зависимости от того, где и в какой стране оно произошло. Другой вопрос в том, что сегодня информация стала очень доступной, ее стало много. Проблемы сегодня обсуждают всем миром. И опять же, как обсуждают? Сейчас все-таки люди больше склонны к злу, нежели к добру. В том числе и в своих оценках. Потому что сегодня для многих «смирение» и «терпение» слова – признаемся себе честно – несовременные и неактуальные.

– Но как не потеряться в этом потоке противоречий? Что есть правильная реакция на провокации для простого верующего человека?

– Провокации… Для чего нам Господь дал разум? Чтобы мы все взвешивали и пытались понять. Если в какой-то момент ты не можешь для себя чего-то определить или ты запутался – посоветуйся с мудрыми людьми, с теми, на кого ты надеешься. А люди уже и советоваться ни с кем не желают. Признаюсь, что к интернету я, допустим, отношусь очень негативно. «Собираются» какие-то люди и целыми днями что-то обсуждают. Если их почитать, то складывается ощущение, что они специалисты широкого профиля, которые могут обсудить все проблемы на свете. Я, к примеру, не берусь утверждать, что смогу до конца понять и разобрать, обсудить и вынести вердикт, допустим, по твоей проблеме (обращается к одному из собеседников), потому что у каждого есть внутри что-то такое, чего не увидеть, что скрыто. У кого-то внутри горит любовь, у кого-то сребролюбие или властолюбие. И вот это все – очень сложное и неопределенное – кто-то берет и определяет одним махом с якобы глубоким знанием дела. Это просто безрассудство, согласитесь! Нет черного и белого. Их всех – тех же радикалов – так настроили. Среди моих знакомых очень много мусульман, с некоторыми из них у меня сложились теплые, дружеские отношения. И я точно знаю, что они сами от этих радикалов устали. Фанатики их пачкают, они не дают им спокойно жить. На сегодняшний день многих, наверное, устраивает, чтобы в нашей действительности присутствовал этот радикализм. На фанатиков можно многое списывать.

– Но сейчас и православные радикалы в фазе «обострения»…

– Православные радикалы… Их вряд ли можно назвать истинно верующими людьми. Потому что человек, который верит в Бога, такого себе не позволит. Пускай эти радикалы для начала раза три прочитают Евангелие и попытаются хоть немного понять священное писание. Легкомысленные размышления, без глубины, громкие лозунги… Потому и говорю – во многом виноват интернет с его разнообразными мнениями и обсуждениями, не вникающими в глубину проблем. Складывается ощущение, что никто по большому счету не хочет отвечать за свои слова. Никого не интересует, что если я сегодня это скажу или напишу, кто-то или что-то от этого пострадает.

– Отец Стефан, а вы есть в соцсетях?

– Нет. У меня столько забот и работ, что мне не до соцсетей. И зачем мне эти соцсети нужны, если они меня будут постоянно раздражать? Рецептор раздражения… Зачем он нужен?

– Facebook – рецептор раздражения. Очень точное определение, кстати. Но ведь для всех нас все тот же Facebook – источник разной, субъективной, порой любопытной и полезной информации.

– Какой? Узнаете оттуда новости? Чьи-то мнения? Спорите? Лучше на танцы осетинские запишитесь и там общайтесь. Или на гармошку. Меня, например, как мужчину раздражает то, что некоторые люди не дают отчета своим словам. Человек может сегодня натравить людей друг на друга, а завтра ты спросишь его: «Друг, ты знаешь того, о ком столько плохого сейчас рассказал?», он ответит: «Нет».

– Это такая болезнь – «всем на всех открывать глаза»…

– Болезнь эта другая: такие люди просто немного выбились из нашей реальности. Какое я имею право кого-то элементарно судить? Даже не с точки зрения православного и верующего человека, а именно – социального, живущего в обществе.

– Но ведь есть не только те, которые говорят, но и те, которые – слушают. И к стыду – не без удовольствия…

– Да, мы как говорится, благодарно «развешиваем уши».

– А как вы ушли из мирской жизни? Это был долгий процесс или все случилось сразу и вдруг?

– Нет двух людей, которые одинаковым путем пришли к Богу, к монашеству. Кстати, с первого дня, как я ушел, так мне этот вопрос и задают…

– Быть может, человек, который неспособен на такой сложный поступок, всегда хочет понять: «Как? Почему? Зачем?». Да и любопытство, наверное, как один из неизменных наших недостатков…

– Любопытство нас на самом деле ко многим действиям и поступкам подталкивает. Как к хорошим, так и нехорошим. Но что же в этом плохого, если человек любопытен? Если бы не это чувство, думаю, что в миру жить было бы не столь интересно. «Атрофированные», инертные люди, которым ничего не интересно – разве это хорошо? Но возвращаясь к вопросу о моем уходе в монашество… Если вспомнить, как я отвечал на него десять, пять лет назад – быть может я не мог конкретно сформулировать, что во мне происходило, даже на сегодняшний день я не могу сказать этого точно. Просто когда человек начинает чувствовать присутствие Бога внутри, то приходит понимание – нужно сделать выбор. Ты решаешь, по какому пути пойти дальше. Осознав и поняв столько в жизни, через многое пройдя… Для меня лучше будет жить так.

– То есть было два пути – правильный и неправильный? Выбор между черным и белым?

– Не то чтобы черное и белое. Но я, будучи в миру, осознавал, что настолько ощущая внутри присутствие Божье, просто не смогу дальше жить мирским человеком. Я пришел в монашество уже в зрелом возрасте, имея за спиной некоторый накопленный жизненный опыт, как положительный, так и отрицательный. Каждый из нас в монашестве тоже проходит свой путь. Нет такого, что вот – ты переступил порог и стал каким-то другим. У каждого и здесь, за этими стенами, своя дорога. Кто-то проходит через суровость. Кем-то движет больше страх перед Богом. Кто-то понимает, что Господь дал нам нашу первую заповедь – Любите друг друга. Любви не будет, ничего вокруг нас не будет. Я считаю себя все-таки молодым монахом, 10 лет не такой большой срок. И все-таки по ощущениям большую часть времени я провел в монашестве…
Таис Бесолти, noar.ru