У каждого участника событий, произошедших в Беслане 12 лет назад, когда боевики захватили школу №1 и три дня удерживали в спортзале более тысячи заложников, свои воспоминания о том, как начинался тот день. Кто-то в последний момент задержался и поэтому не оказался в заложниках, кто-то, наоборот, неожиданно для себя отправился проводить в первый класс соседского малыша. У одних были плохие предчувствия, другие радовались предстоящему праздничному дню. Но детали и подробности трех дней в школе бывшие заложники помнят отчетливо и подробно.

С мамой и без мамы…

Дзерассе Дзестеловой сейчас 24 года. 1 сентября 2004 года она в первый раз в жизни пошла в школу на линейку одна, без мамы и старшей сестры, которая в тот год стала студенткой. Сегодня девушка, вспоминая то утро, говорит, что мама не согласилась на ее уговоры идти вместе, и это счастье.

​

— Мне было 12 лет, я перешла в седьмой класс и это была моя первая линейка в этой школе, в которую я перешла в середине прошлого учебного года. Я утром, когда собиралась в школу, все уговаривала маму пойти со мной. Я даже обиделась, спрашивала, как же я пойду одна. Слава богу, что мама тогда не согласилась идти со мной.

И вот иду я, воодушевленная тем, что впереди веселый день, который мы с подругами уже весь распланировали, собирались погулять после школы…

Сейчас ловлю себя на мысли, что все забыла, очень трудно подробности вспоминаются, особенно мелкие, то, что было до зала. Помню, что минут пять только во дворе с девочками постояла, как началось. Я совсем не испугалась, подумала, что это анимация такая, что какой-то военно-патриотический смотр идет.

Георгий Ильин, сейчас 19-летний студент мединститута, фотография которого известна людям всего мира и даже вдохновила итальянского скульптора на создание памятника, посвященного детям Беслана, в то сентябрьское утро оказался в школе в большой веселой компании родных. Он, второклашка, пришел в школу с мамой, папой, сестрой, трехлетним племянником и шестилетней племянницей.

​

— Мама с папой уехали за пять минут до того, как все началось, поэтому они остались живы, а сестра Лира с племянниками погибла. Они просто со мной в школу пошли, Залинке было шесть лет и она мечтала, чтобы тоже быстрее стать первоклассницей в этой школе. Уговорила сестру пойти посмотреть, как это будет у нее в следующем году, когда она тоже учиться пойдет. Залинка с братом и мамой так и остались в школе, не стала она первоклассницей.

Ирина Гуриева, ныне студентка Московского педуниверситета, оказалась в школе с мамой, учительницей истории Надеждой Ильиничной Цалоевой-Гуриевой. Пришли всей семьей, только папа остался дома. Надежда Ильинична и трое детей: старшая Верочка, средний Борик и второклашка Ирочка. Борик с Верочкой остались в школе навсегда. На праздничной линейке они должны были танцевать бальный танец. А теперь окровавленное бальное платье Верочки, в котором она погибла, хранится в школьном Музее памяти, который создала Надежда Ильинична.

​

— Из дома мы с детьми вышли рано, Борику и Верочке надо было переодеться, а из моего класса, который был ближе всего к выходу, всегда выносили мебель и там размещали аппаратуру для праздника, надо было его открыть. Мы в то утро вместе в школу шли. Мы всегда были вместе, потом, после теракта, когда я по своему переулку только с Ирочкой шла, без старших, соседи плакали. А теперь я вообще одна хожу, Ирочка в Москве учится.

В то 1 сентября линейку перенесли с 10 на 9 часов из-за жары, поэтому многие не пришли. Стали ждать, уже 9 часов скоро, моих одиннадцатиклассников с подарками для первоклашек нет, некому первый звонок давать, начать не получается, все учителя нервничают, бегают. Тут Фатима Аликова, корреспондент газеты, попросила постановочный кадр сделать, как будто линейка уже началась. И только подняли девочку с колокольчиком, как началось. Я к своим одиннадцатиклассникам лицом стою, рычу на них, потому что надо фото для газеты сделать. И тут за их спинами — бледное лицо с бородой, автомат, крики, шум. Я поворачиваюсь — вся масса людей бежит в здание.

​

Я про своих детей вообще забыла, что они в школе. Только когда всех в зал загнали, мне уже ноги осколками посекло — боевик под ноги стрелял за то, что я детей собирала, — меня кто-то сзади за кофту дергает. Оборачиваюсь — Аня, моя племянница, Иришку, младшую, за руку держит, а она зареванная, бантик в руке. Я только тут про своих детей вспомнила! Спрашиваю, а Борика с Верочкой видели? Я их последний раз видела, когда они у входа в школу, уже готовые танцевать, со своей кассетой стояли. Верочке еще мою кофту на платье набросили, чтобы не замерзла, оно совсем открытое было.

Сели мы у стены в спортзале, где сейчас портреты спецназовцев, а потом к нам и Борик с Верочкой пришли. Они в другом месте сидели, меня глазами нашли, говорят: к тебе хотим. А над нами все заминировано. А они все равно проползли ко мне. Так мы и оказались все вместе в тот день в спортзале.

А я вот все вспоминаю, как Верочка мне говорила: давай покрестимся, я ей пообещала тем утром перед школой, что пятого сентября зарплату получу, пойдем креститься. Где мы были пятого числа… Верочка моя в зале чей-то крестик нашла, так ее и похоронили с этим крестиком в руке зажатым.

Первосентябрьские семьи

Вспоминая 1 сентября, многие заложники говорят о людях, которых не знали до этого дня, тех, которые после пережитого стали членами их семей. В трехкомнатной квартире Надежды Ильиничны вот уже десять лет в первые дни сентября гостит Эрика Разумовская, вдова руководителя штурмовой группы "Вымпел" Дмитрия Разумовского с сыном Алексеем, которому в 2004 году, когда его отец погиб, спасая детей, было всего два года. Их здесь считают членами семьи.

​

У Эрики свои, московские воспоминания о 1 сентября 2004 года.

— Дима был в отпуске, на работу не собирался, мы в тот день должны были в Ульяновск ехать. Потом звонок, где-то в 9.30, и муж говорит, что его вызывают. В Беслан еду, говорит. Ну а я к телевизору, а там кошмар. Уже вечером Дима позвонил, сказал, что в Осетии. А потом последний раз позвонил — 2 сентября.

— Тогда, 2 сентября, Дима познакомился с Петей, моим братом родным, они вместе около школы оказались, — говорит Надежда Ильинична. — Так у нас все переплелось, просто мистика.

Еще одна мистическая история в семье Цалоевых-Гуриевых — о том, как родившаяся раньше срока в конце августа малышка Мадина спасла жизнь маме Наташе, невестке Надежды Ильиничны. В семье уверены в том, что если бы Наталья оказалась в школе, не спаслась бы, настолько она мягкая и медлительная. Но она осталась дома с ребенком, а ее старшую дочь Аню спас друг Дмитрия Разумовского Максим Туркин. Аня оказалась в столовой школы, где Максим накрыл своим телом гранату, чтобы спасти детей. Сейчас класс 1-й бесланской школы, где учится младшая Анина сестра Мадина, носит имя героя спецназа Максима Туркина.

​

— Аня первый раз в тот день пошла в школу одна. Я с ребенком возилась, а потом услышала вдалеке выстрелы, думаю, день не выходной, что за салюты. Уже тревога появилась. Потом сестра позвонила, плачет, говорит, какую-то школу захватили. А я еще подумала: Аня всегда опаздывает, может, опоздает. Но дочка не опоздала.

Наши соседи перепугались, давай по машинам и уезжать. А я с этой крошкой стою, не знаю, что делать, где мои девочки? Начала такси вызывать, приехал мужчина, меня отвез, мы старшую из 3-й школы забрали, поехали к 1-й школе. Он денег не взял, уберите, говорит, немедленно. Еще пожелал, чтобы у нас все закончилось хорошо. Хороший человек, часто его вспоминаю, но так и не знаю, кто он.

Мне этот ребенок новорожденный не дал с ума сойти, у меня молоко сразу пропало, целый день воду ей только давала, она кричит, а магазины же сразу закрылись, не купишь нигде детское питание. Я у кого-то смесь взяла, а она от нее высыпала, плачет еще сильнее. Отвлекала меня от мысли, что твой ребенок вот, рядом, ее жизнь в руках каких-то сумасшедших, а ты ничего не можешь сделать. Кто знает, как бы все сложилось, если бы Мадишка раньше не родилась? Я бы в школу обязательно с Аней пошла и там бы осталась, да и Аня бы не спаслась, там же дети за мамами возвращались и погибали.

​

А Дзерасса Дзестелова как о сестре рассказывает о девочке Диане, гордится тем, что она красавица и умница, закончила школу с золотой медалью и поступила в мединститут.

— Я все время в зале сидела рядом с женщиной Жанной с маленькой дочкой, она меня опекала тоже. Когда боевики начали списки составлять маленьких детей, чтобы их отпустить, она мне сказала, что я ее дочка и она меня тоже заберет. Я потом все эти годы с ними общалась, а как иначе, я же дочка.

Туфли и мармелад

Почему-то многие заложники вспоминают о своей обуви. Не об одежде, воде, ранениях. Они в подробностях помнят про обувь. Она как будто стала символом их веры в то, что они смогут уйти из этого спортзала. А чтобы уйти, обязательно нужна обувь.

— Говорят же, что человеческие качества проявляются в таких ситуациях, — говорит Дзерасса Дзестелова. — Я до второго числа туфли не снимала, сидела в юбке и пиджаке, хоть и жарко было, думала, как буду убегать без обуви. Так и ждала при параде, не собиралась там долго задерживаться.

​

А Наталья Цалоева тоже вспоминает о том, как за свои новые босоножки переживала ее выжившая дочь Аня.

— Мы ей все новое купили: форму, босоножки, она потом мне сказала, что все за босоножки переживала, они же все босиком оттуда выскочили. Такая смешная — что такое босоножки по сравнению с жизнью.

Ирина Гуриева в свои восемь лет отчетливо запомнила только белые туфельки и мармелад.

— Мы тогда первого сентября, как всегда, рано встали, пришли в школу раньше всех, в классе немного с одноклассниками побыли, потом нас позвали всех во двор, но до того как мы построились в линейку, мы с моим одноклассником Георгием Ильиным успели сбегать в соседний магазин и купили жевательный мармелад. Красными сердечками, он, кажется, "Баба Яга" назывался. Чуть задержались и не попали бы в лапы к террористам. Но мы как раз успели, только вернулись во двор школы, как началось. Я так хорошо этот мармелад помню, мы потом его еще в зале ели и других детей вокруг угощали, вкусные были мармеладки.

У меня все было старое: и ранец, и пенал — все с первого класса. А вот туфли были новые, беленькие такие, я их вообще не снимала, мне их было так жалко, все три дня до самого конца была в них. И когда нас привезли в полевой госпиталь, мы лежали на носилках и соседи меня увидели, сняли одну туфельку, а потом отвлеклись, и, когда ко мне в больницу приходили, я говорила: как же так, у меня второй туфельки больше нет. Папа тогда вторую снял и сказал: новые купим. Вот туфельки запомнились, туфли было жалко, — вспоминает Ирина.

— Да, туфельки были хорошие, — улыбается своей выжившей взрослой дочери Надежда Ильинична. — И Борик не снял тогда свои туфли. Они новые были, я ему говорю: сними, тяжело тебе, а он мне говорит: мам, я их потом обуть не смогу. А одежда у него вся старая была. Борику не смогла даже брюки и рубашку купить, троих детей в школу собрать трудно было. Я на рубашке рукава отрезала, они ему короткие стали, и подшила, а карманы на брюках пришлось просто застрочить, они совсем были обтрепанные.

А вот Георгий Ильин мармелад, так хорошо запомнившийся Ирине, вспомнил с большим трудом.

— Точно, был мармелад, — говорит он. — Я, кажется, нашу учительницу Ирину Захаровну тогда угощал. А потом она тоже погибла.

​

До и после

Вспоминая то, что было до первого выстрела в школе, заложники обязательно возвращаются к воспоминаниям о том, как все закончилось. Они неразрывны в их историях о теракте — воспоминания до первого выстрела 1 сентября и после первого взрыва в школе 3 сентября. И вспоминая о том, как начался их трехдневный ад, они обязательно возвращаются мысленно в те минуты, когда смогли вырваться из школы.

Георгий Ильин уверен, что только случай спас не только его родителей, но и его самого.

— Я все дни просидел под кольцом вместе со своей старшей сестрой и ее маленькими детьми. За минуту до первого взрыва я встал, сделал пять шагов и прямо за моей спиной, где я только что был, взорвалась бомба. Мне ногу осколками усеяло, но я не почувствовал, убежал из зала. Так и выжил.

Дзерассу Дзестелову спасла старшеклассница Залина Дзуцева, которая подсадила двух девочек на окно и приказала убегать.

— Я с подругой перед первым взрывом на коленях у Зайки лежала. А когда все началось, она меня на окно подняла и сказала бежать. Я только встала, тут второй взрыв, и меня опять в спортзал забросило. Зайка снова нас в окно. Так мы и побежали. Мы первые были, по тем, кто за нами бежал, уже стреляли, даже Зайке в ноги попали. А самое удивительное для меня было то, что вокруг солдаты, люди, очень много всех. Я пока в школе сидела, думала, что мы никому не нужны, все переживала, что мама поругает, что я ушла с подругами и не позвонила. А мама моя за мной босиком прибежала в больницу, когда узнала, что я там.

Надежда Цалоева-Гуриева оставила тяжелораненого сына Борика в зале, чтобы спасти Ирину. И сегодня она утешается только тем, что сын ее умер до того, как начался пожар в зале.

— Я его положила рядом с другими ранеными, их всех вынесли, а Борика нет, да и лицо у него спокойное, не такое, как у тех, кто горел заживо, — говорит учитель истории 1-й школы и хранитель Музея памяти Беслана.

​

ИТАР-ТАСС