В интервью «15-му Региону» известный танцор, художественный руководитель московского танцевального ансамбля «Алания» Тимур Мурашев рассказал, как воспитать в детях любовь к искусству и о том, почему он не работает у себя на родине.

— Я не очень хорошо знакома с вашей деятельностью. Но имя ваше на слуху, я слышу его в неразрывной связи с искусством. Кем вы себя позиционируете в жизни? Тимур Мурашев  — это…
— Интересный вопрос. Ну, кто я? Я считаю себя работягой, человеком, который нашел когда-то, и до сих пор не потерял, и надеюсь, еще долго не потеряет, азарт работы. Когда я захожу в зал, где собралось полторы сотни детей, и когда вся эта толпа несется под мой крик, играет музыка, я чувствую, что в жизни я себя нашел, и я нахожусь там, где я должен находиться. А ведь в детстве я мог чуть повернуть на несколько градусов в сторону и быть на стадионе, как Газзаев, футбольным тренером. Меня футбол интересовал в детстве больше, чем танцы.

Я вырос на «осетинке», а там ничего не было, кроме дома культуры имени Коста Хетагурова. Наши родители нас туда отправляли для того, чтобы привить нам любовь к осетинской культуре, и мы ходили. У нас был прекрасный руководитель, — ныне покойный, — Кайтуков Казбек Георгиевич, — он учил — кнутом и пряником.

— Если я правильно поняла, ваш учитель, в свое время, сыграл большую роль в вашей судьбе. Насколько сейчас вы примеряете на себя его личность? Насколько стараетесь передать своим ученикам что-то от него?
— Система воспитания тогда и сегодня — это совершенно разные вещи. Ускорение жизни происходит, очень сильное. Казбек из нас людей делал, не позволял вольностей. Хотелось, конечно, в детстве, и сигаретку попробовать покурить, и то, и это… Он боролся с этим очень жестко. Методы немного сдвинулись. На том языке, на котором он вел репетиции в то время, я не могу вести репетицию сейчас. Все изменилось. Ему достаточно было 10 слов, и все было понятно. Я сейчас должен больше тысячи слов произносить во время репетиций, чтоб до детей что-то дошло. Им не хватает тех десяти слов, которых нам хватало.

Были и другие люди, у кого я учился. Я и сегодня учусь. Мне 52 года, и я учусь в Москве у руководителей великих ансамблей «Березка» и «Хор Пятницкого», учусь у режиссера Шаповалова. Казалось бы, что общего у «Березки» с осетинскими танцами? Схемы танцевальные почти одни и те же. А когда у меня учатся студенты факультета хореографии Московского Института Культуры, я им тоже объясняю: вы не учитесь у меня тому, как преподавать танец, вы даже танцуете лучше меня. Я не был никогда выдающимся танцором, я был очень хорошим трюкачом, но не более этого. А вот учитесь у меня чуть-чуть другому — общению с людьми. Это менеджерская работа. На сегодняшний день, может, она не менее важна в хореографическом коллективе. Такое развитие танцоры на сегодняшний день получили, благодаря интернету. Если когда-то мы хотели увидеть ансамбль под управлением Сухишвили, и в 10 лет один раз видели их в Москве, случайно встретившись, то сегодня ты заходишь в ютуб и вся их программа там выложена — пожалуйста. Смотри и следи. И они так же следят за нами. Это однозначно. У нас работает разведка, и у них. Мы, как специалисты, все это знаем.

— Вы заговорили об ансамбле Ильи Сухишвили и танцевальных схемах. Я думаю, что вопрос, который я сейчас задам, волнует многих, волновал всегда и будет волновать. Поскольку мы живем на Кавказе, и грузины — Кавказ, и осетины — Кавказ, и, тем более, если брать остальные национальности и народности, у каждого есть свои танцы. Если брать сферу хореографии, каково положение вещей? Когда танцуют осетинский танец и при этом объявляют, что это грузинский танец, как с этим бороться?
— Должна быть совесть. Я прочитал когда-то слова Тенгиза Сухишвили, покойного, к сожалению, который писал, что до создания его отцом, — Ильей Сухишвили,— государственного ансамбля танца Грузии, хореографического искусства, как такового, в Грузии не существовало. Есть живые люди, которые это подтверждают. И Сухишвили не просто от гениальности придумал программу, нет, это была командировка по Северному Кавказу. Что-то было взято в Дагестане,— он начал с Дагестана, часть была взята в Чечне, а вот основная база была собрана в Осетии. В Кабарду он не поехал, там нечего было делать. Если претензии предъявлять, то должны и дагестанцы предъявлять. Никогда не было на свете танца «Картули», был танец «Липури» — это лакский свадебный танец, да, но они по-своему его переделали. Я не могу сказать, что Грузия бескультурная нация. Я могу сказать, что люди, которые это делают,  — бескультурные. Грузины очень четко и быстро поняли, что такое осетинский танец Симд. Я вам скажу, гениальная находка Сухишвили не в том, что он Симд в программу поставил, а было два момента: во-первых, — осетинский танец Симд танцевался всегда последним номером большой концертной программы, а напоследок мы оставляем самое лучшее. Во-вторых, — он перед этим танцем всегда ставил что— то, знаете, такое…

— Наиболее проигрышное?
— Да! Он добивает зрителя, в лучшем смысле этого слова! То есть идет нормальная программа, потом он специально делал провал, и тут бах: и пошел Симд! Он «вбивал последний гвоздь в крышку гроба» над зрителем. Это работа гения. Ведь там ничего такого удивительного нет, танцуют они его не особо правильно. Да, какие-то замечания мы им делаем, но они на них не реагируют. Почему? Потому что должна быть сценическая культура, которая у них, я считаю, практически отсутствует, и они обязаны были бы хотя бы проконсультироваться с нами. Не говоря уже о том, что можно было и специалистов отсюда брать. Когда Сухишвили работал, Альбина Баева была жива, можно было ее командировать на две недели, она бы показала, хотя бы, как руки ставить. А то они руками, как крыльями машут, — непонятно.

Осетинский танец Симд, а они пишут «Симди» или пишут просто «Осури». Осури  — это осетинский. Но во Франции этого никто не понимает. Во Франции понимают, что идет грузинская программа. Когда они Хонга кафт назвали Ананури, были претензии: что за Ананури? А это осетинское село в глубине Грузии где-то. Иди французу объясни, что такое Ананури. Осетинского слова Ананури нет.

— В начале 70-х конце 60-х годов, моя бабушка, будучи замужем за грузином, была с супругом проездом в Тбилиси. Там они попали на концерт танцевального коллектива под управлением Сухишвили. И когда объявили грузинский танец, заиграла осетинская музыка, и начался осетинский, бабушка взошла на сцену, взяла микрофон и сказала несколько нехороших слов в адрес руководителя. На сегодняшний день, если другие народы присваивают наши танцы, если выдают их за свои, стало быть, они видят в них нечто, что может нравиться, что должно нравиться и чему нужно подражать. Насколько я знаю, у нас в республике не ценятся осетинские танцы. У нас доминирует Кабарда, Чечня, Ингушетия, Дагестан — все, что угодно, только не осетинские танцы. Как вообще это можно объяснить и как этот процесс называется? И что делать, для того, чтобы его остановить?
— Огромное спасибо вашей бабушке, которая набралась смелости и вышла на сцену. То, что вы этот вопрос задали именно мне, это очень правильно, потому что это зависит от тех людей, которые руководят молодежными танцевальными коллективами. У нас в программе есть чеченский танец, кабардинский, дагестанский, даже калмыцкий танец есть. К каждому танцу народные костюмы подгоняем, и по цветовой гамме и стилистически, музыку не менее качественную, чем нашу осетинскую, и мы танцуем не хуже тех, кому этот танец принадлежит, а может, даже, и лучше них. Когда я смотрю, как молодежь танцует, это, в общем-то, не напоминает танец, это что-то больше на ритмическую гимнастику в каком-то обезьяньем питомнике похоже. Мы тоже были молодыми, танцевали, каждый девушку приглашал, танцевал Хонга, могли Шалахо потанцевать. Да, на свадьбе где-то в западной Осетии, в Чиколе, допустим, преобладали какие-то кабардинские полутона и т.д. Это объяснимо, люди там по соседству живут и заимствуют друг у друга, ради Бога. В ансамбле «Алан» были величайшие представители из того административного округа: — Казбек Тотоев, сама Альбина Баева, Руслан Созаев. Они танцевали прекрасно осетинские танцы!

— Но, при этом они, наверное, и про свои танцы не забывали?
— Ну, это конечно! Я просто выстраиваю цепочку. Человек танцует, он в азарте, и тут музыка поменялась. Он автоматически перестраивается и начинает танцевать другой танец. Он не знает хореографию Ингушетии, у нас тут ее не преподают. Что-то где-то он видит, и, добавляя еще что-то свое, думает, что он зажег. Но меня не это на свадьбах удивляет, меня удивляет другое — вокруг стоит толпа, и почему — то девочки, лет 17-20, в этот момент начинают визжать от бешеного счастья, и визжать так, как будто, их насилуют. Вот это убивает. Я не знаю, посмел бы музыкант или артист моего ансамбля сделать то, о чем мы сейчас говорим. Я бы… я даже не знаю, что было бы… Но то, что мы бы расстались бы с ним, несмотря на заслуги и талант, — это однозначно. Танцевать нужно уметь. А когда девушка танцует ингушский танец, и перед парнем начинает руками махать, а у нее 3-ий размер груди, извините, все трясется… А потом скидывает туфли, и своими пятками начинает пыль снимать с танцпола.. . Вот здесь надо чуть — чуть задуматься.

— Да, но вся проблема заключается в том, что мы об этом только говорим, и ничего более. Мы только говорим, и ничего не делаем. Вы достаточно деятельный человек, обладающий приличным багажом знаний, умений, связей и возможностей. У вас не возникала мысль приехать в Осетию и делать что-то здесь, столь же глобальное, сколь в Москве?
— Отвечу коротко: меня здесь никто не ждет. Потому что, то ли умнее меня здесь люди работают, то ли такой умный, как я, им не нужен. И я не вижу здесь ни одного глобального интересного проекта.

— А вы ждете, что вас позовут?
— Нет, я не жду. Если б я ждал, что меня тут кто— то позовет, я б сидел в Москве и ничего не делал. Вы же начали с того, что я, вроде, очень деятельный человек, да? Так эту деятельность я проявляю там. Я не стремлюсь к возвеличиванию ни себя, ни, тем более своей фамилии… Я занимаюсь тем, чем здесь не все занимаются, — воспитанием осетинских детей.

— Но вы только что сказали, что вы не видите здесь никаких интересных проектов.
— Если их нет, — их надо придумывать. Знаете, почему в Италии в год проводят более 300 фестивалей? Фестивали отвлекают народ от каких-то экономических, политических проблем. То есть, если убрать кинотеатры, концертные залы, мы с ума сойдем! Человек должен какие-то напряженные и отрицательные эмоции свои оставлять в Осетинском театре, а выносить оттуда добро, радость. А если я весь день сижу и смотрю по «Вести-Алания», какую сауну у нас очередной раз накрыла милиция, а сауна, почему-то, была во дворе средней школы, а в двухстах метрах был пост полиции, — это все бывает смешно. Не надо самих себя обманывать. Есть многие вещи, которые нам нельзя делать, а мы их себе позволяем. Потому что считаем себя умнее, продвинутее, культурнее. Да чем мы культурнее?

У нас достаточно много известных людей, имеющих власть, возможности и опыт. Что мешает им изменить что-то к лучшему в нашей республике? У вас, как у одного из этих людей, есть какое-то мнение по этому поводу?
— Я не думаю, что кто-то из нас не любит свою республику…

— В чем должна проявляться любовь к своей республике?
— Многие из нас неправильные места в этой жизни занимают. Меня нельзя поставить министром здравоохранения, меня нельзя вместо Газзаева поставить тренером футбольного клуба. Я футбол, осетинский тем более, люблю не меньше Газзаева, но именно люблю, я любитель, а он — профессионал. Если взять двух Валериев — Гергиева и Газзаева, каждый гениален, и при всей их гениальности поменять их местами, — один развалит классику, другой развалит футбол, но не сразу. Года 3 все будет держаться. Оркестр, как бы Газзаев не махал перед оркестром, как-нибудь, сыграет, но потом начнется сбой. Здесь тоже, футболисты знают, куда мяч гнать, но рано или поздно, все это рассыплется, и потому Газзаев занимает свое место в жизни и не лезет в другое. Гергиев занимает свое место. Но не всегда так бывает.

Каждый должен понимать, что если он что-то не так сделает, то продукт его работы может быть разрушительным. Медик должен лечить. Не учить, а лечить. Учить должен учитель. Глава республики должен править. Министры должны выполнять свои обязанности. Кто такой министр? По мне, это менеджер, это чиновник среднего, не высшего звена. Это человек, который стоит между главой и народом. Его для этого и поставили. Не отвлекая главу, выполнять на своем уровне свою работу. Обеспечивать работоспособность цеха или какого-то культурного просветительского учреждения.Марина 15-Горская