На старой, отретушированной еще дедовскими методами фотографии братья Калицовы мало похожи на свои «оригиналы». Тут подрисованные глаза, губы, подправленные кистью и краской прически и замерший перед объективом взгляд… Это даже больше неумелый рисунок, чем фото… Впрочем, в довоенные годы наличие и таких фотографий было почти роскошью. Да и не в том дело: тут на этой самой фотокарточке все братья Калицовы живы, молоды, здоровы. Пройдет совсем немного времени, и война нещадно перекроит их судьбы…

История первая. Казбек Калицов
Казбек был племянником Смалия и Даухан Калицовых. Восемь осиротевших детей брата Смалий взял в свой дом без малейших колебаний. Ну и что, что своих 16? Вырастим!
И растили, ни разу не напомнив, что в общем-то не обязаны… Просто, по законам гор, тут чужих не было — все свои.
Когда грянула война, Казбек первым отправился на фронт. Навыки тракториста пригодились и для войны — стал управлять танком, на котором добрался аж до Берлина. Не раз бывал ранен, но из строя эти ранения его не выбили: «Что люди скажут, если я вернусь? Их отцы и сыновья гибнут за Родину, а я отлеживаюсь — как в глаза соседям смотреть?».
В это время дома подрастала малышка-дочь Казбека. Совсем крошечная новорожденная девчушка тяжело болела, и Смалий и Даухан взяли ее в свой дом, рассудив, что у них выходить ее шансов больше, чем даже у матери… И верно ведь рассудили — выходили! Не спали ночами у колыбели, прислушиваясь к дыханию малышки…
— Придет Казбек, спросит: где его дочь? Что мы ему скажем, если вдруг?..
И не допустили никаких «вдруг» — и Казбека дождались, и дочь его сберегли…

История вторая. Михаил Калицов
Михал — так звали его дома — ушел в армию еще во время Финской войны. Великая Отечественная сделала биографию молодого солдата совсем короткой — он пропал без вести. Его долго ждали домой и после Победы. Ждали, когда уже разум подсказывал, что никаких надежд больше нет… А надежда жила сама по себе. Питаясь одной только родительской любовью к сыну… Но… не суждено было этой надежде осуществиться.

История третья. Каурбек Калицов
Каурбек был кадровым офицером Советской армии. И уж для него ничего непривычного в военной жизни не было. Вернее, было только одно: непривычно было ждать. Их резервные части попали в пекло боев лишь тогда, когда запылал Сталинград. Он сражался в родной республике, под Моздоком.
Потом… О дальнейшей его судьбе тоже ничего не известно: как и брат, Каурбек пропал без вести.

История четвертая. Аврам Калицов
Двадцатилетний Аврам без малейшего сомнения шагнул в жерло вулкана под названием «война» сразу, как только призвали. Нужно биться, нужно бить, нужно отстоять родителей и младших братьев и сестер… Простые установки жгли сердца советских солдат сильнее любой мастерски составленной пламенной речи. И плюс — горский несгибаемый, веками ковавшийся характер. Плюс горячая осетинская кровь, которая и без науки учит каждого мальчишку владению оружием… И все! И в бой! Под пули и вплотную к смерти! Страшно? Да. Но еще страшнее сдаться. Это невозможно для горца.
«Мы под Чиколой. Со мной все в порядке», — читают родители коротенькую записку от сына. И ждут. Надеются на то, что все обойдется, что будет все в порядке…
Да только война такая штука, цель которой — надежды рушить… Смалий и Даухан некоторое время спустя получили очередную весточку от сына. Точнее, о сыне. Пришла она из Тбилиси: их Аврам лежит в госпитале, весь изрешеченный осколками и пулями. Жить осталось всего ничего — состояние хуже с каждым днем. Хотите увидеть его в последний раз живым — приходите.
Смалий и Даухан пошли. Пешком, через перевал — прямиком в Тбилиси. Добрались до госпиталя.
— Ваш сын в палате для умирающих, — подсказал кто-то…
Аврам действительно умирал. Каждый день понемногу…
Мать, увидев сына, высохшего, с ввалившимися глазами, готова была тут же упасть от горя. Но нельзя было. Муж запретил показывать, насколько тяжело им, родителям. Сыну ведь стократ тяжелее…
«Надежды нет никакой», — таков был вердикт медиков, и Смалий и Даухан решили, что лучше пусть это случится на родной земле. Взяли сына на плечи и понесли домой…
И тоже, как когда-то маленькую Фузу, дочку Казбека, выходили. Переспорили жестокость войны и смерти, еще на 16 лет продлив сыну жизнь. И все же именно ранения не дали Авраму жить дольше: осколок, застрявший возле почки, и 16 лет спустя нанес непоправимый удар…

История пятая. Калиц Калицов
— Мне уже 14! — «воевал» дома с родителями едва получивший комсомольский билет Калиц, все порываясь сбежать на фронт. В военкомате он числился как допризывник и по возрасту ну никак не подходил для службы!
Хотя… Ну при чем тут возраст, когда вот он, фашист, все надвигается, все ближе!?. Калиц сбежал из дома. Их было 13 одноклассников, бредивших сражениями и победами. Год спустя мальчишки правдами и неправдами убедили работников военкомата, что место им, комсомольцам, на войне, а не в тылу.
На учет поставить ребят не успели — в Чиколе шли бои, было не до формальностей. Призывников, к которым попал и Калиц с друзьями, повезли в Алагир, откуда Калиц тут же написал домой восторженное письмо, в котором радовался своему новому автомату и возможности бить фрицев… После первого же боя всех тринадцати мальчишек не досчитались — все пропали без вести.

История шестая. Семейная
Отправляя одного за другим сыновей на войну, Даухан стойко держала себя в руках. «Так у всех, — утешала она себя не приносившими облегчения мыслями, — так везде…» Нужно было работать. Нужно было заботиться об оставшихся детях. Только почему Михал не пишет писем? И от Калица нет известий. И Каурбек… Что с ним?
— Им что, тебе письма сидеть писать нужно или Гитлера бить? — жестко отрезает муж.
Смалий — пожилой уже человек — председатель колхоза. В его внешней жесткости его сила: на ней и держится колхоз. И семья держится на ней, на этой горской суровости — не дает впадать в отчаяние.
…Когда Советская армия погнала фашистов из Осетии, дорога солдат лежала мимо дома Калицовых. Узнав накануне, что завтра пройдет здесь наша армия, Даухан с несколькими женщинами не спала всю ночь — они пекли чуреки из последних запасов муки, отварили мяса из чудом уцелевших двух быков. Оголодавшим домашним к этим лакомствам прикасаться было строго-настрого запрещено: это для солдат! Утром погрузили еду на арбу и встали у дороги. Все раздали проходившим мимо солдатам…
— Зачем?! — удивлялись некоторые соседи. — Ты своих детей накорми! Или там и твой сын идет?
— Не идет… — вздыхала Даухан. — Но, может, мои сыновья идут так же по какой-нибудь другой дороге, и чья-нибудь мать вот так же накормит их куском хлеба…
Из пятерых ушедших на войну братьев Калицовых домой вернулись только двое. Отец ни разу не показал жене похоронки, которые приходили одна за другой. Пока шла война, отмахивался от вопросов жены, чье материнское сердце чувствовало неладное: «Все воюют — и твои дети воюют!». Да, наверное, и сам надеялся еще увидеть сыновей…
Говорят, он уходил подальше в поле, вынимал из внутреннего кармана пиджака извещения о том, что сыновья пропали без вести, и плакал… Люди видели. Хотя кто поверит, что Смалий может заплакать? Окружающим казалось, что этот человек вырезан из камня. А кто еще может послать своего двенадцатилетнего сына на два месяца одного с целой отарой овец на самую дальнюю кошару? Да еще и предупредить: «Если волки задерут хоть одну овцу, я сам с тебя шкуру спущу!». Мальчишка — Алексей — продержался достойно и пригнал обратно не только тех овец, с которыми уходил, но и с прибавлением…
Остальные дети тоже работали — дома, в поле, в своем огороде… Забот в то время хватало у всех. В селе их было особенно много, и делили обязанности поровну,с минимальной скидкой на возраст.
История семьи Калицовых из Задалеска плотно вплетена в историю войны. Вплетена кровью погибших сыновей, страданиями тех, кто был ранен, трудом и ответственностью тех, кто оставался дома и работал от зари до зари для будущей нашей Победы. Она — одна из многих подобных, порой еще более трагичных и сложных историй, из которых и соткано большое полотно нашей памяти.
Это наше одно на всех тяжелое и вместе с тем героическое прошлое. Мы помним. Мы гордимся. Мы преклоняем головы.Ольга Дзгоева, «Северная Осетия»