Доброволец Алан Мамиев, который воюет в составе ополчения ДНР, в интервью МИА «Россия сегодня» рассказал, почему он оказался на Украине и как выглядит война в Донбассе.

— Алан, какие побудительные мотивы были у вас и ваших земляков-осетин для того, чтобы приехать в Донбасс добровольцами?

— Это был личный выбор каждого. После событий в Одессе 2 мая… основная масса тех осетин, которых я знаю, приехала сюда именно после событий в Одессе. На все это невозможно было смотреть. Было понимание того, что что-то страшное двигается с Запада. Мы чувствовали, что Украина превращается в какой-то бесовский вертеп и что это может прийти к нам.

Напрашивалась аналогия с фашистской Германией, с тем временем, когда там устанавливалась власть НСДАП. Я все время вспоминаю слова моего деда, который говорил, что если бы в Германию году в 36-37-м заехала дивизия НКВД, и все это прикончила на каком-нибудь партийном съезде, то не было бы ни Сталинграда, ни всего остального — всех этих страшных потерь.

После Одессы стало очевидно, что на Украине есть натуральные фашисты. Если до этого были какие-то «игрушки», отговорки, когда они били «Беркут», например. Но в мае эти люди
перешагнули грань добра и зла. Мы сразу же поняли, что всему этому надо противодействовать. Пришло решение вести войну на чужой территории и не ждать, пока все это придет к тебе домой. Тут, в Донбассе, ребята, к войне не привыкшие, а наши ребята-осетины лет так двадцать в зоне военных конфликтов живут.

— Вы из Северной Осетии?

— Да. Но у нас разделение номинальное. По сути, мы, осетины из Северной и Южной Осетии, один народ, просто разделенный Кавказским хребтом. И там, в Южной Осетии, тоже участвовали в конфликте осетины из Северной Осетии.

— Хорошо. Ну вот, второго мая все это произошло в Одессе, и что, вы собрались и постановили ехать?

— После 2 мая сюда поехал мой брат Олег. Его позывной сейчас «Мамай». Они вчетвером с друзьями просто сели в машину и приехали сюда. Они еще не знали, куда поедут — либо в Луганск, либо в Донецк.

Уже на Донбассе увидели все эти митинги, штурмы госадминистраций, захваты зданий. В общем, решили предложить свои услуги. В итоге попали к Ходаковскому, в батальон «Восток», который тогда только появился. Постепенно нашли общий язык. Сюда стали прибывать друзья брата, друзья его друзей.
Осетины ведь народ такой: если где-то свои есть, то они начинают туда все стягиваться.

— И сколько человек сюда «стянулось»?

— В нашем подразделении человек 50-60 осталось. Многие ушли под Мариуполь. Кто-то ушел воевать в Луганск. Сейчас активных боевых действий нет, а наши ребята предпочитают участвовать именно в активных боевых действиях.
Начинается мирная жизнь, а налаживать мирную жизнь должны уже сами граждане Донецка. А мы пойдем дальше.

— Я так понимаю, что как раз когда ваш брат, а потом и вы приехали в Донецк, произошла трагедия в Донецком аэропорту. Тогда во время неудачного штурма погибло большое количество ополченцев. Что именно тогда произошло?

— Там была странная история, Ходаковский про нее много рассказывал. Мы не ожидали, что украинская армия применит против ополченцев авиацию. На тот момент, в истории этой войны, такого еще не происходило.

Из этого нами были извлечены уроки, сделаны выводы. С тех пор на боевые выезды мы ездим вместе с ПЗРК (переносной зенитно-ракетный комплекс — ред.). И Стрелков в Славянске тоже стал сбивать самолеты и вертолеты.

Сейчас украинцы перестали использовать авиацию. Но на тот момент это произошло в первый раз, сработал фактор неожиданности.
К тому же у ополчения тогда не было боевой слаженности. Воевали разные группы, которые тогда еще плохо друг друга понимали. В итоге несогласованность, неготовность, плюс отсутствие техники и стрелкового оружия в нужном количестве.

— А сейчас вооружения достаточно?

— Сейчас у нас всего достаточно.

— «Восток» — это все еще батальон?

— Нет. Нас уже порядка 4 тысяч. Это спецбригада.

— А почему Ходаковского обвиняли в том, что он человек Рината Ахметова? В чем там дело? Сторонники Стрелкова говорили, что он готовился летом сдать Донецк…

— Это ведь еще и информационная война. Все время кого-то в чем-то обвиняют. Говорят, вот Безлер — того-то человек, а вот тот командир — этого человек. Это нормальное явление в эпоху информационных войн.

— Как чувствуете, будет ли наступать ополчение?

— Знаете, с точки зрения логики в нынешних урезанных границах ДНР и ЛНР никому не нужны. Должно состояться их расширение — даже с экономической точки зрения. Донбасс, например, невозможен без Днепропетровска, потому что эти промышленные зоны едины.

— Ну и когда же может начаться наступление?

— А кто его знает! Это же военная тайна. Думаю, что на тех территориях граждане сами поднимут знамя борьбы. В итоге появятся Харьковская народная республика. Одесская народная республика. И все эти республики объединятся в одно государство.

— А если появится такое государство, как Большая Новороссия, ты сам не захочешь остаться тут жить?

— Не знаю. В моем сознании моя Родина — это весь Советский Союз. Даже не Россия, а больше. И Грузия моя Родина, хотя она с нами воевала. Родина и Узбекистан, и другие бывшие республики СССР. В моем сознании у России нет границ, есть только горизонты. Если надо быть здесь, то будем здесь.

Это мой долг перед павшими. Мой дед умирал за эту страну. Когда-нибудь я окажусь в том месте, в котором он сейчас находится, и он мне скажет:
«Ну что ж ты, дорогой, мы до Берлина дошли, а вы вот так взяли и все бездарно потеряли?» И что я смогу на это ответить?

 
РИА "Новости», Александр Чаленко