Беслан по-прежнему нуждается в помощи — иной, чем сейчас. В Беслане люди ходят по улицам, смеются, а через минуту могут разрыдаться в голос. Так разрыдался дед, который шел вдоль железной дороги, прижимая к груди два пакета с крупой и грушами. «Гуманитарку» выдавали неподалеку от школы № 1. Дед оглянулся на развалины, постоял и рухнул, обхватив голову руками. Груши рассыпались. Старик забыл о них, да и фрукты некому было нести — после теракта в доме не осталось детей. Люди шли навстречу и не предлагали ему помощи, не утешали его. Просто шли мимо, повесив головы. Они сами могли не сдержаться и не знали, в какой момент это их накроет. Медицина бессильна Психологи, больше двух месяцев работавшие в Беслане, разъехались. На чемоданах последняя из них — москвичка Ольга. — Нет смысла оставаться, — говорит она. — Все, что могли, мы сделали. В основном для детей. Со взрослыми… В Беслане особый случай. Люди боятся расстаться со своим горем, потому что тогда — так им кажется — они не добьются правды. Многие к нам просто перестали ходить. В семье Марины Цгоевой погибли пятеро детей. Женщина часами сидит в одном и том же положении, часами пытается уснуть. Ольга за нее переживает: так сходят с ума. — Нет, — говорит Марина. — Так нас сводят с ума. Они специально это делают. Врут, изворачиваются и снова врут. Вот у меня была семья… и нет семьи. Кто виноват? Психологи не в силах ответить на эти вопросы. В Беслане решается судьба первой школы. С развалин убирают цветы, игрушки, бутылки с помутневшей водой, куда-то увозят обувь и тетрадки с рыжими пятнами. Однажды ночью исчезли парты. К ужасу заложников выяснилось, что их в виде «гуманитарной помощи» сбагрили профтехучилищу. Директор от этого дара едва не слег с инфарктом, но вынужден был принять. Парты свалили в кучу, добровольцев сидеть за ними не нашлось. Отец Элоны и Тимура Козыревых ночует в школе. Днем — на кладбище, к могилам детей и погибшей вместе с ними жены, вечером — сюда, караулить спортзал. Вместе с Козыревым дежурят многие бывшие заложники или их родственники. Настроения такие: ляжем под бульдозер, но школу не отдадим. Решение построить на месте убитой школы мемориал было принято в первые дни после трагедии. Власти объявили конкурс, художники со всего света трудятся над композицией. Конкретных сроков не установлено, но кому-то, видимо, не терпится побыстрей покончить с этим делом. Люди догадываются почему. Стены первой школы, по сути, единственное средство массовой информации, где открыто называют виновников трагедии. Фамилия президента Дзасохова упоминается чаще всего. Коммунальщики устали бороться с надписями. Но, похоже, власти вынесли все — и правду в глаза, и проклятия, и даже парты из школы. — Осталось снести стены, и о нашей истории забудут, — говорит Мадина, выхаживающая после теракта двух раненых дочек. — Да нам уже и так затыкают рты. Представляете, один чиновник заявил: перестаньте митинговать, вы столько получили, этого хватит, чтобы загладить вину за все. Было такое или не было, проверить невозможно. Людей сейчас задевает каждое слово. Случается, что оно обрастает обидными слухами даже прежде, чем произнесено. Подозрения катятся от дома к дому, бывает, достаточно спички, чтобы город встал в круговую оборону. Особенно если это касается такой деликатной темы, как компенсации пострадавшим или гуманитарной помощи. Многие не верят, что она без потерь дойдет до людей. Пока ни о чем таком не слышно, но, похоже, расплата будет жестокой. — Обратимся к мировому сообществу с просьбой отозвать гуманитарную помощь, — сказал председатель общественного совета Маирбек Туаев. — Пусть нам будет хуже, но и коррупция не пройдет. Мировое сообщество в лице иностранных корреспондентов от решительных заявлений впадает в ступор — им еще не приходилось слышать о столь неожиданном способе в борьбе с чужой коррупцией. Большие деньги — Деньги — это большая трагедия, — с чувством сказал глава Беслана Владимир Ходов. — Лучше бы их совсем не было. Но деньги есть. Очень большие деньги. На благотворительном счету накоплены сотни миллионов рублей, сотни тысяч долларов и евро. Финансовую помощь для бывших заложников и жертв теракта собирали по всему миру. Но так необходимые бесланцам средства до сих пор остаются виртуальными. В полном объеме гуманитарная помощь дошла только до больниц. Медицинское оборудование и донорская кровь спасли не одну сотню жизней. Врачи говорят, что присланного хватит на годы вперед, и за это огромное спасибо, ведь большинству пострадавших придется лечиться долго. Нищая больница Беслана теперь тоже на уровне, не то что в первые сентябрьские дни, когда тут даже шприцев не хватало. Обеспечение больниц — пожалуй, единственное, в чем у бесланцев не было разногласий. — На новую школу не дали ни копейки, — сообщила сотрудница городской администрации. — Вы только мою фамилию не называйте — съедят. У нас теперь так: кто был в заложниках, тот все и решает. А что весь город такой же пострадавший — за это нет компенсации. Две школы обещает построить Правительство РФ, в Осетии со дня на день ждут специального постановления. Еще Москва сулит жилые дома для пострадавших, детские сады, медцентр. В республике на радостях создали Фонд развития Беслана, но реальных денег там пока нет. Отщипнуть на городские нужды от благотворительного фонда заложников никто не решается, хотя многие говорят, что в принципе с городом можно поделиться — в конечном итоге это все равно для себя. Но дело в том, что живых денег со своего богатого счета сами пострадавшие тоже не видели. Все созданные комиссии по контролю за распределением средств утверждали, что причина задержки выплат — отсутствие полного и четкого списка бывших заложников. Как только он появится, появятся и реальные деньги. Списки составляли два с половиной месяца. Почему-то всякий раз получалось, что в него попадали лишние люди или, наоборот, очевидцы кого-то недосчитывались. Комиссии несколько раз менялись, доходило до скандалов. Наконец выбрали совет, которому можно доверять. В составе родители, потерявшие в теракте своих детей. — Еще какие-нибудь характеристики нужны? — с вызовом спрашивает председатель Маирбек Туаев, почерневший на этой работе. Совет под его руководством железной рукой выправил списки и отметает всякие попытки внести туда какие-нибудь коррективы. Разве что к 330 погибшим добавится еще четверо, которых до сих пор не опознали. Две семьи вообще отказываются это делать, вопреки доводам судмедэкспертизы. Но люди больше не могут ждать, деньги нужны. И со следующей недели их начнут выплачивать. Миллион рублей за погибшего, 750 тысяч — тяжелораненым и далее — по убывающему коэффициенту. Так решила комиссия, буквально в муках родив этот самый коэффициент. Валютные счета пока решено не трогать. «Этих платьев нам не надо» До гуманитарных грузов руки вообще дойдут не скоро. Коробки, ящики и узлы лежат на нескольких складах под охраной милиции и ОМОНа. Разбирать их некому. — Да там уже, наверное, все погнило, — говорит Александра Смирнова. — Такой дух тянет, что хоть нос зажимай. Еще хуже, чем то, что нам в сентябре давали. После теракта гуманитарную помощь в Беслан везли машинами и вагонами. Город оказался не готов к такому вниманию да и не до того было — весь месяц хоронили погибших, разыскивали по больницам уцелевших. Добро пропадало. Если честно, тоннами. На Первомайской улице до сих пор вспоминают КамАЗ из Астрахани, доверху груженный арбузами. Водитель не знал, куда все это деть и не мог взять в толк, почему никто ничего не берет. — А у нас чуть не в каждом дворе поминки, — говорит Рита Тотиева. — Как можно взять? У осетин это не принято. Я понимаю, люди собирали, хотели как лучше. Но и нас надо понять — кто будет это кушать? Детей не осталось. Измаявшийся водила свалил арбузы в речку. Туда же потом сгружали и перезревшие бананы из одной среднеазиатской республики, и груши, и многое другое, что не пригодилось и не могло пригодиться пострадавшим. В Беслане предпочитают об этом не говорить — грех. Но что есть, то есть: многие такой помощи не рады. — Дали муку, пять килограммов, — рассказывает бабушка Смирнова. — Я пакет вскрыла, а она вся синяя. И еще коробочки какие-то с макаронами. От них пахнет, все просроченное еще с прошлого года. Это же кошмар! Зачем? Ты дай меньше, но хорошего. А если нету, то незачем и на пересылку тратиться. Бабушка права. Просроченных продуктов пострадавшим доставили больше чем достаточно. Корреспондент «МН» своими глазами видела штабеля конфет, которые давно изъяты из продажи, печенье и вафли, которые если и можно еще есть, то с большой опаской, неликвидные товары типа бумажных салфеток и давно устаревших плафонов, обувь, залежавшуюся на складах с конца 70-х годов, и такие же кримпленовые кофты. На Школьном переулке посреди домов, кто-то свалил машину бывшей в употреблении одежды. Кучу обходят, потупив глаза. — У нас не было землетрясения, не было никакого другого стихийного бедствия, — с трудом подбирая слова сказал муж погибшей учительницы Даримы Аликовой. — У нас был теракт. Да, мы ждали слов сочувствия, но куртка с чужого плеча мне не нужна. Я бы с себя все отдал, лишь бы не случилось этого горя. Меня просили не рассказывать об этом. Лучше о тех, кто без всякой показухи оказался рядом с пострадавшими людьми, кто реально помог — вовсе не обязательно деньгами или новым холодильником, доставленным в дом сироты, а даже просто письмом. Таких просьб — сотни, они не уместятся и на десяти газетных страницах. Я выполнила другую просьбу бесланцев — написать все как есть. Досье МН Денежные средства, поступающие в фонд помощи пострадавшим Беслана, аккумулируются на спецсчете в РКЦ Сбербанка Владикавказа. Уже собрано 905 млн. рублей, 915 тыс. долларов США и 86 тыс. евро. В Северную Осетию доставлены медикаменты и медицинское оборудование на сумму более 250 млн. рублей, 16 автомобилей, телевизоры, холодильники, стиральные машины, а также промышленные товары на сумму 12 млн. рублей. Среди пострадавших распределено 130 тонн продовольствия, медикаменты и медицинское оборудование на 150 млн. руб. Финансовая помощь тяжелораненым и семьям, потерявшим родных, — 73 млн. руб., валютные средства пока не распределялись. С 1985 г. во Франции существует национальный институт помощи жертвам терроризма BOS-attentats. Инициатором и главой института стала Франсуаза Рудецки — одна из пострадавших во время теракта в ресторане в Париже. Первоначально BOS-attentats существовал на частные пожертвования, в середине 90-х разработана государственная схема финансирования. Суть ее в том, что с каждой страховки, купленной гражданами Франции, четыре евро поступает в фонд помощи жертвам терактов. В Италии благотворительная ассоциация «Вместе за мир» существует за счет частных пожертвований и налоговых льгот для корпоративных членов. Предприятия, в течение нескольких лет отчисляющие часть прибыли на гуманитарные цели, пользуются преимуществами при распределении правительственных заказов. Последние шестьдесят лет ассоциацию возглавляет восьмидесятидвухлетняя Мария Пла Фанфани, на днях лично доставившая гуманитарный груз в Беслан.
Людмила Бутузова, «Московские новости»