Не важно, кто придет после него. Я точно знаю, что автоматически еще долго буду набирать его имя после должности «глава республики».

Так совпало, что его назначение пришлось на старт моей журналистской карьеры. Он начинал новое для него дело, а я начинала писать о его первых шагах.

Во время его представления в качестве врио Тамерлан Агузаров заметно волновался, голос был тихим и охрипшим. Он слегка смутился толпы журналистов, оккупировавших выход из зала заседания парламента. Даже попытался уйти молча, но мы не дали ему. Тогда представители СМИ не поняли этого назначения, все были в полной уверенности, что Агузаров так и не сможет избавиться от приставки врио.

Отношение к нему как к политику начало формироваться позже, он сам формировал его поступками. Скучные заседания правительства, полные канцелярщины и отчетов о том, что «у нас все есть», обрели, наконец, человеческую речь, где становились четко видны болевые точки. К этому кабмин шел постепенно, даже не шел, его толкали. Старый состав упрямо не хотел понимать, чего от него хотят. На удивленных лицах чиновников читалось «так было всегда».

Показательным для меня было одно из августовских совещаний. Это был честный и открытый разговор с чиновниками. Глава с сарказмом говорил о взаимоотношениях чиновников друг с другом, их закрытости для населения и стремлении к наживе и власти. Достаточно было просто посмотреть на журналистов, находящихся в зале, прочесть уважение, восхищение и удивление в их глазах, чтобы понять: происходит что-то непривычное. Все коллеги потом признались, что были восхищены тем, что будучи врио Агузаров не побоялся быть честным.

Это было насыщенное лето 2015-го: каждую неделю по 3-4 рабочих поездок по объектам. Он никогда не ходил с охраной, старался говорить больше с рабочими, чем с руководителями. От него не веяло чиновьичьей надменностью. К журналистам он привык почти сразу, никогда не раздражался на их суету и беготню вокруг себя. Идя за ним по пятам, всегда была уверенность, что сейчас он вынесет справедливое решение, поможет. Его встречи не были безрезультатными.

Агузаров всегда общался с простыми людьми и получал то зерно истины, которое никогда не удалось бы найти в пыли, которую пытались пустить ему в глаза недобросовестные предприниматели и чиновники. Во время первого посещения Чиколинская школа №1 была больше похожа на не очень симпатичную даму, наспех намарафеченную перед смотринами. Заметив это, Тамерлан Кимович решил поинтересоваться ходом строительных работ у простых жителей, столпившихся на улице. Он поздоровался с мужчинами за руку и начал беседу на родном языке. Они-то и подтвердили предположение, что техника и рабочие были нагнаны буквально за час до приезда главы, а до этого работа на объекте велась вяло и с большими перерывами.

Надолго врезалась в память его рабочая поездка по АПК Кировского района. Жаркий день. Главе на пробу срывали сливы, персики и груши. Из охапки спелых фруктов он практически все раздавал окружающим. Одну из слив он неожиданно протянул мне. Под шутки коллег слива была трепетно завернута в салфетку и аккуратно положена в сумку. Он был на равных с теми работниками, которые сажали молодые деревья, собирали и фасовали урожай. По завершении поездки глава пригласил пообедать сопровождавших его журналистов в придорожном кафе. Мы сидели рядом, и нам постоянно передавали блюда со стола главы.

Еще одним ярким воспоминанием остался визит Агузарова к детям из дома-интерната «Ласка». В тот день ему не удалось сдержать слезы. Он принес детям много игрушек и сладостей, подарил большой телевизор. Но не это было главным. Игрушки он вручал лично, а когда его захлестнули эмоции после организованного детьми концерта, он сказал: «Вы самые лучшие! Вы самые крутые дети!». Дети были счастливы и радостно хлопали. Потом, находясь по заданию в одном из реабилитационных центров, я встретила нескольких воспитанников «Ласки». Узнав о том, что я журналист, они поспешили сообщить: «А к нам приезжал Агузаров». С какой же гордостью это было сказано! «Это наш глава. Он сказал, что мы лучшие, он нас любит. Никто до него не говорил, а он приехал и сказал».

В последних поездках Тамерлана Кимовича я стала чувствовать какой-то внутренний надлом в его речи. Он напряженно иногда подолгу смотрел в одну точку и говорил о том, что необходимо республике. Это была надрывная речь, с ощущением того, что он не может разом решить всех проблем. Видно было, как это мучало его.

….Когда к вечеру схлынул первый шок и все постепенно прошли грань от неверия к смирению, коллеги смогли осознать произошедшее без необходимости «срочно отписать». И тогда начали вспоминать, как Агузаров плакал в «Ласке», играл в шахматы с ребенком во дворце пионеров, критиковал чиновников… Думаю, сейчас это вспоминают многие журналисты, кто успел поработать с ним. А для меня он навсегда останется первым главой: узнаваемым, популярным и авторитетным.

Алина 15-Алиханова