Скорбь уходит, и жителей Беслана наполняет гнев. Гнев отчаявшихся людей — порой бессмысленный и беспощадный. К тому же не названы виновники трагедии, а значит, остается простор для сплетен и домыслов. И люди ищут того, на ком можно выместить гнев.

Директора школы №1 Лидию Цалиеву сегодня многие в Беслане обвиняют чуть ли не в пособничестве террористам. «Лида, твое место в аду!» — такие надписи появились на стенах школы №1. Корреспондент «Новых Известий» навестила Лидию Цалиеву в московской больнице.
Всю свою жизнь она отдала детям. Еще двадцать лет назад могла уйти на пенсию и нянчиться с внуками, которых у нее — семеро по лавкам. Но родная школа была всей ее жизнью.
Уже больше месяца директор школы №1 Лидия Александровна Цалиева находится в Москве на лечении в институте Вишневского. Она перенесла тяжелейшую операцию, чуть не потеряла ногу. Каждую ночь ей снится спортзал. «Дети, тише, тише!» — сквозь слезы шепчет она во сне. — Не плачьте, деточки, а то дяди разозлятся!» И каждый день Лидия Александровна звонит своим коллегам в Беслан. Вчера она узнала, что на стенах ее кабинета в разрушенной школе появились надписи: «Лида, вали отсюда. Разве ты не видела, когда они принесли оружие?» и «Твое место в аду, Лида, тебя накажет Бог». Но на своих земляков Лидия Александровна зла не держит, она их понимает.
«Люди ожесточились, и это естественно, — говорит директор школы. — Знаете, гнев, он даже полезен. Он заглушает нестерпимую боль. Десять лет назад погиб мой внук, и я тоже винила в его смерти весь мир: себя, моих детей, его родителей, которые не уберегли малыша, и даже Бога. Прошло время, я осознала, что винить тут некого».
После трагедии в Беслане прошло почти полтора месяца. К событиям в Северной Осетии до сих пор прикованы взгляды всего мира. Несмотря на это, Беслан по-прежнему остается обычным городом российской глубинки. Сюда не привозят газет, сюда не доходят новости. Люди варятся в собственном соку, поэтому рождаются слухи и домыслы. Обвинение в адрес директора школы Лидии Цалиевой спровоцировало только одно — неосведомленность бесланцев о результатах расследования трагедии. Никто здесь не слышал о докладе генпрокурора Устинова Владимиру Путину. Никто не знает, что следствие еще в первые дни после освобождения школы установило, что взрывчатку террористы принесли с собой. А вскрытые полы — результат их поиска ходов отступления. Все эти полтора месяца никто в Беслане не смотрел телевизор. Таков обычай — в дни траура телевизор завешивается темной тканью.
«Я надеялась, что власти вступятся за меня и расскажут людям правду, — говорит Лидия Александровна. — Но никто так и не вышел к людям, не рассказал, что никакого ремонта, по сути, не было. Что косметический ремонт своими силами делали трудовик Александр Михайлов и завхоз Светлана Баликова. Что не нанимала я никаких работников за копейки. Теперь придется объясняться с людьми самой. Как только меня выпишут, я поеду в Беслан. Сначала, конечно, зайду на кладбище — поклонюсь каждой могиле. Поплачу. А потом пойду по домам. Пусть говорят, что в Беслане меня готовы разорвать на части — я все равно туда вернусь. И я уверена, что люди меня выслушают и мне поверят. В Беслане меня ждут мои учителя, которым сейчас тоже очень нелегко. Люди говорят, что они должны были погибнуть, раз погибли дети. Но никто почему-то не спрашивает: кто пропустил бандитов в Беслан? Почему нас, простых людей, никто не защитил?»
«Она пила с боевиками чай!», «Она втайне кололась инсулином, иначе бы умерла» — «предательство» директора школы №1 обрастает в Беслане новыми подробностями. «Что обещала им директриса?», «Почему эти изверги не тронули ее и пальцем?» — люди хотят знать ответы на эти вопросы.
«Мужчины могут говорить на языке оружия, а женщины могут только просить, — говорит, как бы отвечая землякам, Цалиева. — Вот и я просила. Я им нужна была — ведь надо было, чтобы кто-то передавал их требования, чтобы кто-то успокаивал детей. Директор школы — лучше кандидатуры им было не найти. Меня все знали и все уважали. Знаете, а я ведь пыталась выискать в этих людоедах хоть что-нибудь человеческое. И они даже успокаивали меня. Говорили: «не кипятись, мать, детей мы не тронем, если войска ваши из Чечни уйдут». Однажды я не выдержала, сорвалась: не могла смотреть, как они школу разрушают: ломают парты, крушат стены. Забыла на секунду, кто передо мной, и отчитала по полной программе, как провинившихся школьников. Тут-то главный их, который «Полковник», засмеялся и сказал: «Не учи меня, мать, я двоечником был. А за школу не беспокойся — твои тебе новую построят, даже две — обещаю». Надо же, как в воду ведь глядел».
Пока решается вопрос, где и когда будут построены новые школы в Беслане, вопрос, куда пойдут учиться ученики бесланской школы №1, до сих пор остается нерешенным. Сейчас большинство детей находятся вместе с родителями на реабилитации на курортах Черного моря. А кто еще не уехал, сидят по домам. Чиновники склоняются к варианту — распределить детишек по всем пяти школам города. Но учителя считают — дети должны учиться вместе.
«Мы решили, что наши детки все вместе будут учиться в школе № 6 во вторую смену, — говорит Лидия Александровна. — Ко мне в больницу приходил министр образования РФ Фурсенко и дал мне слово, что так и будет. Мы начнем учиться со второй четверти по усиленной программе — учебный год не должен пропасть. Сейчас наших ребятишек нельзя разлучать. Этот ужас, который живет в их сердцах, нельзя победить в одиночку. Мы были там все вместе, все вместе мы будем пытаться жить дальше. Конечно, страшно продолжать жить там, где произошла эта трагедия. Но я считаю, что бояться надо. Когда боишься — тогда ты наготове и тебя не застанут врасплох».
В палате, где лежит Лидия Александровна, много цветов. Люди идут к ней, чтобы выслушать и поддержать. Приносят деньги и подарки. А вот от государства обещанной компенсации пока не поступило. И сберкнижка, которую просили завести чиновники, так и остается пустой.
«Люди приходят и говорят: мы никому не верим, расскажите нам всю правду, — говорит Лидия Александровна. — Вчера ко мне директора десяти московских школ приходили. Я им всю ночь рассказывала о тех трех днях. Мы так глаз и не сомкнули — всю ночь проплакали». «НИ»