Глава республики Таймураз Мамсуров встретился в неформальной обстановке с журналистами. Происходящее вряд ли можно назвать в полной мере пресс-конференцией, скорее разговор по душам, хотя и на политические темы. За три часа общения все смогли задать давно накопившиеся вопросы. А встреча получилась более полезной и плодотворной, нежели бы каждый из корреспондентов «пытал» Главу республики на интересующую тему в одиночку…

— Ситуация не простая — обостряется обстановка вокруг Южной Осетии. Но, в отличие от событий пятнадцатилетней давности, у нас твердые позиции. Войска в большом количестве демонстративно стоят у северного портала. Если, не дай Бог, что-то произойдет, то все туда войдем: и добровольцы, и танки… Но это слабое утешение, потому что в результате все равно прольется кровь.

Что касается моего собственного мнения, то, мне кажется, выход и для самой Грузии, и для всех тех, кто одевал ее в демократические одежды, один — признать, что Южная Осетия как территория имеет право жить так, как хочет ее население. Примет ее Россия в свой состав — не примет — это уже другой вопрос. Главное — дать право людям самим определять свою судьбу. На Балканах можно страну расчленять до молекулярного состояния, причем — под аплодисменты старой демократической Европы и заокеанских экспортеров демократии. Эти политики сами в тупике: с одной стороны, они говорят о праве нации на самоопределение, а когда коснулось Грузии и Молдавии, их заклинило на целостности государства. Я не понимаю, почему многие иностранные политики в последние годы начинают свои речи с фразы: «Мы признаем территориальную целостность Грузии…» Какое им дело до Грузии? Это внутренние проблемы. Мы же не говорим о целостности Мексики или Бразилии. Пусть народ решает сам. Считаю, что Грузия как государство не состоялось, у него нет необходимых атрибутов. Денежная единица работает на двух третях территории, конституция действует на двух третях страны, армия живет по уставам чужого государства.

Анализируя ситуацию, с одной стороны, боюсь ошибиться и в то же время боюсь оказаться правым. Мне кажется, что Саакашвили для того, чтобы согласиться с суверенитетом Южной Осетии — нужна война. Чтобы в конце концов сказать: «Сколько могут гибнуть лучшие сыны Грузии…» Волей-неволей начинаешь думать и искать логику. Когда видишь, каковы первые шаги человека или развития событий, то следующие начинаешь искать в том же направлении, а там же все наоборот — ни логики, ни последовательности. Если стало возможным распустить Советский Союз, то зачем здесь лить кровь бедных людей за то, что они хотят жить по-другому? Уже был проведен один референдум, надо — еще один проведут. Но не дай Бог, если нам снова придется платить кровью.

В 1992 году, как только в Южной Осетии начались события, мы туда ушли. К этому времени соседи были идеологически готовы сказать, что в Пригородном районе права ингушей нарушаются, и они посчитали возможным ринуться к нам, пока все лучшие сыны Осетии были на юге. И сегодня, к сожалению, все внешне выглядит также. Но если тогда у них идеологическую подготовку вели различные маразматики без легитимной власти, то есть не было парламента, президента, то сегодня официальные власти сделали все, чтобы основательно подготовить население. Парламент предложил как осетинам обеспечить права и свободы в Пригородном районе, когда он станет ингушским. Правительство их днем и ночью находится на наших территориях. Но наконец-то все встало на свои места и Зязиков уже не может имитировать, что у него есть непримиримая оппозиция, которая якобы его ругает, а заодно ругает и нас. Я ждал, когда это лицемерие лопнет, и теперь колокол прозвучал — Зязиков вдруг заявил, что он предлагает в Пригородном районе Северной Осетии ввести внешнее управление. А это значит, что они своим экстремистам дали в руки официальные документы, подписанные правительством, парламентом и главой республики. Я надеюсь, что в Ингушетии подрастает поколение, которое изучает английский язык, увлекается музыкой и компьютерами, учится за границей — его уже труднее заставить хвататься за автомат. Но критическая масса осталась прежней, и она находится под воздействием идеологов. Многие считают, что они у нас выигрывают информационную войну. Что ж, я могу завтра выступить, стукнуть кулаком по столу и тем самым бросить очередной козырь в их колоду. Они говорят: «в Осетии прекрасный народ, он очень хорошо принимает нас, ингушей, но такая сволочная у них власть, она не дает нам жить». Я-то могу ответить, но они действуют более умело и тонко. Размещают в интернете статьи о том, что Исса Плиев только и занимался, как уничтожением ингушей, Хаджи Мамсуров специально сформировал ингушско-чеченский полк и бросил под гусеницы танков — казалось бы, полная ересь, и подпись под ней не президента республики, а какого-то врача. У них власти аккуратные. Я поставил свой диагноз нашему поведению. Мы никогда не сможем сказать им что-либо вразумительное, потому что живем в разных системах координат. Мы не понимаем друг друга. Они не контролируют даже свою территорию — это уже совершенно очевидно. Взять хотя бы то, что они отрицали факт нахождения Шамиля Басаева на территории Ингушетии. Власти Ингушетии не могут контролировать свою территорию, а начинают наводить порядок в Северной Осетии. Я сейчас в тревоге. Но это не паника. Решением именно этих проблем я занимался и вчера, и сегодня. Нужно быть готовыми ко всему. Дай Бог, чтобы я преувеличивал… Безусловно, мы сделаем какие-то упреждающие шаги. У нас есть поручение Путина в 2006 году в основном завершить последствия осетино-ингушского конфликта. Для нас это самое главное, потому что, если 2007 год начнем без последствий — снимем большой груз с себя. Для этого нам нужно показать, что нет ни одного населенного пункта, в котором ранее жили бы ингуши, и где теперь они снова не живут. Например, в Октябрьском живут пять ингушских семей. Если пять семей проживает, то кто мешает перебраться и остальным? Другое дело, что они боятся туда ехать. Значит, либо руки по локоть в крови, либо совесть нечиста. Все села открыты — не едите — ищите причину у себя. И еще одна проблема — уродливый стихийный городок в Майском, организованный, как декорация. Как только узнают о приезде какого-то политика, туда сгоняются жители — дети, старики, вывешиваются плакаты — создается иллюзия геноцида ингушского народа… Когда задача по ликвидации поселка была почти выполнена, и появился свет в конце туннеля, ингушская сторона стала главным препятствием в постановке точки, потому что они панически боятся закрытия этой темы. Ведь потом их спросят, где ваши надои, привесы, урожаи, отчисления в федеральный бюджет — катастрофа. Когда они почувствовали, что работа заканчивается, начали внезапно объявлять голодовки, созывать корреспондентов… Нам нужно отселить тех, кто согласен это сделать добровольно, а потом в конце года применим административные меры для того, чтобы этого незаконного населенного пункта не было. Нам нужно добиться, чтобы тема осетино-ингушского конфликта Осетии больше не касалась.

— Находитесь ли Вы в контакте с правительством Зязикова, и может ли он как-то объяснить происходящее?

— Их объяснения сладко слушать. Глава Ингушетии неоднократно упрекал меня за то, что в своих выступлениях об осетинах он говорит как о братском народе, а вот я никогда так не сказал об ингушах. Я объясняю, что не собираюсь так говорить. Для меня дружба народов — это остаточное явление. Если есть дружба между конкретными людьми — я рад этому. Я радуюсь, когда ингушка выходит замуж за осетинского парня, а там набрасываются на всю ее фамилию — как она смела такое сделать. Вот в чем разница. Меня слова ни в чем не убеждают. Я очень не хочу, чтобы между осетинским и ингушским народом возникло кровопролитие. Между нами никто китайскую стену не построит — мы обречены жить вместе. И когда депутаты в Ингушетии называют осетин фашистами, когда нашу историю переосмысливают врачи, а меня пытаются убедить, что это оппозиция и просят подать на нее в суд, я говорю — на Кавказе есть выражение: «Каждый пусть свою собаку привяжет». Если твоя собака мешает соседям, ты ее сам и привяжи. Но общий язык мы находим — протокольно перед камерами… А потом Зязиков заявляет, что в Пригородном районе нужно ввести внешнее правление. Это манера такая — заниматься не своими делами не на своих территориях. Так что слова словами, а дело — делом… Мои слова должны звучать для народа моей республики, а его — для его народа. Я начинаю убеждаться в правоте мудрецов, которые говорили, что иногда самым лучшим добрососедством бывает крепкая ограда. Спасибо Дмитрию Николаевичу Козаку, он единственный из тех, кто занимается Кавказом, опирается только на факты, все эмоциональные заявления и угрозы о социальном взрыве не выводят его из себя. А факты говорят о том, что, как только появляется надежда на решение проблемы, людей начинают запугивать: «Ты предашь ингушский народ, если согласишься получить землю и деньги, чтобы построиться и жить. Ты предатель ингушского народа, если не будешь голодать». Агитирующие депутаты живут в своих домах со своими женами, а люди сидят в вагончиках по тринадцать лет и не могут жить в нормальных условиях. Исчезнет проблема — исчезнет федеральный источник денег.

И Зязиков, и я должны отвечать за свои слова. Я никогда не позволил себе плохо говорить об ингушском народе, потому что десятки тысяч его представителей живут на территории Осетии. Как я могу говорить сам или кому-то позволять говорить о любом из народов, живущем в Осетии, что-то плохое? Я не как глава, а как один из жителей своей республики должен пресечь, если кто-либо оскорбляет армянина, осетина, русского… Мы сами разберемся между собой и никому не позволим лезть в наши дела. С Русланом Аушевым было проще. С ним разругаешься, разойдешься — он делает выводы и останавливает своих болтунов. Здесь же какая-то демонстрация непонятной лояльности.

— Сохранилась ли в Конституции Ингушетии 11 статья?

— Да, сохранилась. Видимо там поработали очень хорошие советники под руководством Шахрая, Старовойтовой, которые дали профессональных лингвистов и филологов, сформулировавших примерно следующее: «политическими методами добиваться восстановления справедливости». Тут как бы ничего страшного нет. Но другое дело — упоминать не свою территорию в своей конституции просто некрасиво… Российской Федерации все время некогда заняться конкретным вопросом, со стороны Чечни не могут определить границы, поднять этот вопрос тяжело — с нашей стороны признать невозможно. Но есть Конституционный суд, который постановил, что закон о реабилитации народов — гуманный закон, но в той части, где говорится о территориальной реабилитации, он может быть реализован только в соответствии с решением или парламентов обеих сторон, или двух референдумов.

— В ближайшие дни начнется встреча восьмерки. Насколько гарантирована безопасность республики и возможны ли экстремистские провокации?

— Кто сегодня может дать стопроцентные гарантии? Мы делаем все возможное, чтобы обезопасить республику. Этим занимается МВД. У нас достаточно людей, которые охраняют административные границы. Но я не исключаю ничего. Мы все видим, что происходит в Южной Осетии… Да и у нас сейчас в стихийно образовавшемся поселке близ селения Михайловского объявлена голодовка. Выдвигаемые требования — выплата денежных средств и прописка в Терк-Чернореченское — все вопросы касаются федеральных служб. На место выехал председатель правительства Александр Меркулов, заверил голодающих, что обратится в органы, от которых зависит их решение, и через десять дней даст ответ. Митингующие прекратили голодовку, сняли плакаты, а на утро все по новой. Что случилось? «К нам приехали люди из Ингушетии и сказали, что Меркулов в отставке, осетины опять вас обманывают. Нам бы четыре дня продержаться…» Как после этого разговаривать? Эта акция и была запланирована к встрече восьмерки. Вот вам и провокации. Что касается безопасности –мы сотрудничаем с казачеством. Ребята стоят вместе с милицией на границе. Помните, какой шум поднялся, когда Аренин сказал, что будем укреплять административные границы. А как ее не охранять?

О социально-экономической ситуации в республике…

— Как Вы оцениваете экономическую и социальную ситуацию внутри республики?

— У нас ситуация более менее нормальная, если не считать напряжения на юге и востоке. Могу сказать, что в целом на юге России мы смотримся неплохо. На наши показатели обратило внимание руководство страны. Если мы здесь и дальше будем друг друга понимать и поддерживать, у нас есть шанс выполнить историческую миссию — дать возможность высшему руководству России сказать: «Дорогие дагестанцы, адыгейцы, карачаево-черкесцы… Мы раньше верили, что Кавказ — это тяжело. В Осетии те же проблемы и те же условия — то же безземелье, безработица, развал промышленности, но она движется вперед без особой поддержки со стороны федерального центра».

С урожаями в этом году у нас будет плохо — мы знаем, какая была весна. Но, тем не менее, работа идет, особенно в Моздоке.

Малый бизнес — специфическая область, важная для Осетии. Ему оказывалась и будет оказываться поддержка. Но в бизнесе все зависит от внутренних волевых и деловых качеств тех, кто собирается им заняться. У нас многие малые предприятия не могут работать еще и потому, что их организаторы не умеют заниматься бизнесом, для этого не достаточно просто пройти регистрацию.

Мы должны внушить людям, что нет такой работы, которой было бы стыдно заниматься — стыдно не работать. И когда у нас люди поймут, что будь ты трижды дипломирован, тебе нужно кормить семью, не нужно гнушаться никакой работы. Но пока есть гонор, есть мысли о том, что сам факт наличия диплома не может позволить пойти разгружать вагоны. Многие мои ровесники, да и я сам, не стеснялись этой работы… Хотя и сейчас многие студенты начали подрабатывать во время каникул. В ГМИ пошли наплывы заявлений на те специальности, которые в белых воротничках потом не реализуешь. И у меня есть надежда, что подрастающее поколение поставит все на свои места. Как бы ни обижались гуманитарии, но сдвинуть Осетию смогут только люди, обладающие инженерным, математическим, четким, упорядоченным мышлением. Конечно, при этом нужно, чтобы кто-то пел, рисовал шедевры, писал стихи… Мы, как и другие народы, живущие на безресурсной территории, такие, например, как японцы, — должны опираться на свой разум и быстро реагировать на возникающую ситуацию.

Наша промышленность — главное направление. Мы очень урбанизированная территория — с нашим удельным весом пашни на душу населения никогда не были и не сможем стать аграрной республикой. Это даже теоретически невозможно. Я не позволю себе делать заявления революционного характера, например, что с завтрашнего дня мы резко изменим курс — это бессмысленно. Я достаточно реально оцениваю ситуацию, чтобы обещать революционные прорывы. Но я вижу, что в нашей республике все меньше все зависит от руководства. Меня вдохновляет то, что многие ставят нас перед фактом, сами решают какие-то вопросы и начинают работать. Это очень хороший симптом, и если это превратится в необратимую тенденцию, то могу сказать, что чем меньше будет зависимость от руководства республики, тем ближе мы подойдем к состоянию, называемому зрелым обществом. К этому есть все предпосылки — уже меньше стонов, иждивенчества, попрошайничества — и это очень хорошо. Самое главное — люди должны видеть, что руководство республики полно решимости, и у нас нет никаких непреодолимых препятствий ни внешних, ни внутренних. Все соглашаются с тем фактом, что мы единственная северокавказская республика, в которой люди не пошли друг на друга. Даже из той же Кабарды, которую всегда было модно ставить в пример, теперь жители приезжают на наши национальные праздники и восхищаются межнациональной обстановкой в республике. И не ценить этого нельзя. От всей души хочется поблагодарить весь наш многонациональный народ за то, что мы такие.

Нас ждут политические потрясения. Посмотрим, насколько достойно мы их пройдем. Будем надеется на лучшие черты своего народа. Я имею в виду 2007 год — совпадают выборы в нижний парламент и в Госдуму, половина депутатов будет избираться по партийным спискам. Надо опять ждать разоблачительных статей. От этого никак не уйдешь. Будут страшные обвинения, какие-то сенсации… Но наступит день — все проголосуют, и тогда уже получим по-новому сформированный парламент. Впервые больше будем говорить о партиях, чем об отдельных людях. Впервые мы как общество поймем, насколько способны оценивать идеи программы, а не кошельки конкретных депутатов. Хотя половина избирающихся будет идти по одномандатным округам, но округа станут такими большими, что они задумаются, тратить ли там серьезные деньги с риском проиграть.

— Вы являетесь Главой республики чуть больше года. Что Вы считаете главной удачей этого периода?

— Я не видел ни одной удачи…

— То есть год прошел вхолостую?

— Нет. Я всегда поражаюсь людям, которые могут рассказать о том, что сделали. Главное — у меня нормальная команда. Может быть, она не яркая и многие обижаются, что не обо всем информирует СМИ. Мы не то чтобы затаили дыхание, но сейчас нужно осмыслить национальные проекты. В них большая доля ответственности ложится собственно на республику, и мы сейчас над этим работаем. Пора перестать быть в глазах общественности спиртоводочной территорией, нужно вернуться к прежним традициям в сфере производства. А наши традиции — это цветная металлургия. Мы же шахтеры и металлурги, железнодорожники и машиностроители. Сейчас удельный вес этих отраслей в формировании бюджета, а значит, благосостояние республики очень быстро растет. Мы разрабатываем свою программу на 2007 — 2010 годы с привлечением нескольких солидных экспертных и научно-исследовательских групп, которые, изучив нашу республику, помогут составить реальную программу, и мы точно будем знать, что, например, в 2010 году в таком-то направлении ожидается полный провал. Что бы ни говорили о демографии, плати ты хоть миллион рублей, никто не будет рожать больше, чем сейчас. Все это демагогия. Взять, к примеру, Ингушетию. Там пенсии больше или пособия? Но ведь рожают, им нет дела до наших льгот. Есть объективные вещи, и эта программа должна нам показать — на что стоит тратить силы, а на что — нет. Мы никогда не будем выращивать тонну зерна на душу населения, чтобы обеспечить, как говорят, свою продовольственную безопасность. У нас нет столько земель. На 700 тысяч населения — 180 тысяч гектаров пашни, теоретически мы должны голодать. Но голодать не будем. Вот над этим сейчас и работаем. А сидеть в текучке без перспектив нельзя.

В области строительства у нас катастрофа с «подземкой». Мы строим на земле, а под землей мало что меняем. А вся канализационная и водопроводная сеть того же Владикавказа была рассчитана на население до 300 тысяч, а сейчас в городе проживает в два раза больше людей. Один раз все как… А «закапывать» надо огромные деньги… Это та работа, которую никто не видит, и за которую никто «спасибо» не скажет, а мы ее делаем.

Мы не десант, у нас не было задачи за год что-то резко исправить. Мы и до этого жили в этой республике, работали каждый в меру своих сил. Все идет нормально, показатели растут, рывков нет, их и не планировали. Никаких барономюнхгаузеновских планов нет. Во всех сферах развиваемся. Хотя успехи растут медленно, а недостатки — в геометрической прогрессии: больницы, школы, их материальное оснащение. Этим надо заниматься. Все, что мы запланировали на этот год, пока удается воплотить. Осталось доработать еще два квартала, и, скорее всего, вся программа 2006 года будет полностью реализована. Конечно, будут провалы, у оппозиции есть шикарная возможность все их зафиксировать…

— В республике строятся новые дороги. Каковы перспективы?

— Дороги у нас шикарные. Я два дня в предынфарктном состоянии после того, как по ним прошли танки. Мы столько миллиардов угрохали, а сейчас просто ужас какой-то!.. Я вам скажу, что грех жаловаться на наши дороги. Сейчас строящаяся объездная трасса не просто изменит грузопотоки, она изменит лицо республики. Мы строим главные магистрали в городе, но нужно уходить в закоулки, там, к сожалению, дороги очень плохие. И, слава Богу, Пагиев и его команда это понимают.

О команде и не только…

— Новый руководитель прокуратуры по Южному федеральному округу Сыдорук заявил, что будет продолжено дело об ответственности руководства республики в связи с кармадонскими событиями. А были ли заявления относительно Вашей команды?

— Я не знаю, что будут делать Сыдорук и Чайка, но предыдущая прокурорская команда полностью укладывалась в общепринятую схему. Если сказать народу, что его руководители воры — кто не поверит? Кто не поверит в то, что все взяточники? Сегодня пришли новые люди, но они несут отпечаток той прокурорской системы, которая была в стране, когда прокуратура сама вела дела и сама себя контролировала. При ненавистном диктаторе Сталине суды выносили до 10% оправдательных договоров, сейчас от силы — 1%. О людях говорить, что они воры, можно только после решения суда, а не на прокурорских пресс-конференциях. Я не собираюсь защищать ни одного из своих коллег, это дело адвокатов, но мы до суда постараемся показать, какими методами пользуется обвинение. И меня то судят, то не судят… Если мы хоть как-то можем защищаться, то представьте, что они творят с простым народом, который не может даже нанять адвоката. Люди же нас потом ненавидят. Когда творится беззаконие, они говорят: «Это Мамсуров такой». Да, многое поменялось, но люди-то остались те же самые. Мы пишем конституции и федеральные законы, разграничиваем полномочия, а исполнители те же самые. Если Сыдорук не освежит команду, если не появится новая логика, если права людей не будут защищаться, то я не знаю, что изменится. Что касается Беслана, так я поклялся до конца жизни им заниматься. Два года следователь Солженицын и его два или три подчиненных занимаются терактом. Естественно, ничего не успевают. Нашими же ребятами каждый день занимается двадцать следователей. Они меняются, их уже не хватает в Москве, их командируют сюда из разных городов, например, из Перми… Как можно внушить людям после этого, что их закон защитит?

— Вы всегда подчеркиваете, что будете стоять за каждого из своей команды и не позволите обвинять без оснований. Скажите, пожалуйста, что ожидает Константина Уртаева в свете последнего решения Конституционного суда?

— Пока суд, причем суды всех инстанций не скажут, что кто-то заслуживает обвинения, я буду драться за каждого из них. Я так воспитан. Я никогда не позволял о своих знакомых говорить плохо. А для руководителя, работающего в коллегиальном органе, очень важно, чтобы каждый, кто работает с ним, был уверен, что его в обиду не дадут, тогда он пойдет с тобой в атаку, и будет делать это искренне. Я должен быть уверен, что за моей спиной они будут думать о моей репутации. Я ее сам создавал и никому не позволю ее портить. Если в команде кто-то почувствует, что руководитель его может за секунду сдать, работы не будет. Я не люблю людей, которые умело находят оправдания своему предательству. В команде отношения должны быть построены на профессионализме и доверии, иначе руководителю все придется брать на себя. И еще. Я вижу методы, которые используются против моих ребят. Правда, добытая такими методами, не может быть правдой. Цель, ради которой нужно использовать неправедный метод — неправедная цель. Поэтому я протестую. Если же суд примет обвинительное решение, я расстроюсь, что так ошибался в людях.

— То, что несколько членов правительства находятся под следствием, бросает тень на всю команду.

— Тени уходят. Для меня главное не отрываться от земли. Надо понимать, что все мы живые люди со своими слабостями и подлостями, хитростями… И должность не освобождает как ни от одного хорошего качества, так и ни от одного плохого. Вот ситуация. Прошел год после бесланских событий, за этот год ни один потерпевший не получил ни повестки, ни информации о том, кто ведет следствие, к кому идти, чтобы рассказать то, что знаешь. Идет суд над Кулаевым. Мои бедные мамаши что-то хотят выяснить, Шепель отвечает, что это не относится к делу над Кулаевым, это — к основному делу. Где оно, кто его ведет? Год прошел. Женщины рвались к Шепелю — не принимает, к Устинову — не принимает. Я сам просил Шепеля встретиться с этими убитыми горем людьми. Как можно так относиться? Им ничего не нужно было, кроме участия. Тогда они решили ехать к Путину. Единственный, кто их принял — Козак. Он и сам поехал с ними к президенту. Приехали, на столе у Путина отчет — тот же самый, что мне прислали в ночь, когда узнали, что я лечу с женщинами в Москву. Я его полистал — сплошной детектив. Когда Путин пообщался с бесланцами, я увидел в нем человека, настоящего мужчину. Напряжение на встрече было сильнейшее. Офицер КГБ, ФСБ — еле сдерживал слезы, каждую обнял… И когда он сказал, что ему до 2008 года надо успеть укрепить спецслужбы и армию, поуничтожать этих уродов, а потом думать, кто после него это продолжит, бесланские женщины сказали: «Мы Вас и после 2008 года не отпустим»… А вывод президент сделал такой — прокуратура ничего не делала… На меня обиделись. Что это за глава там такой, который на нас президенту «накапал». Он что безгрешен? И после этого приехал Колесников, и началось. А задача была такая: «Чтобы им было не до Беслана, пусть собой занимаются». А когда далеко зашло — выходить нельзя. Если сейчас закроют дела, их самих обвинят в том, что они взяли взятки … А в суды дела такого качества передавать боятся. И отбой им дать некому. Пятно, конечно, есть. Но может оно и лучше, что мы так начали, заодно и посмотрим на наших ребят, как они умеют защищаться. Как говорится, от тюрьмы и от сумы… Открылось и уродливое… Толпы бегут к следователям: «Товарищи! А я еще что-то знаю!» Ну что поделать…

— Почему никто, кроме Сергея Такоева, из тех, кто был публично обвинен, не выступил и не подал на Колесникова в суд?

— Я объясню. В суд подал замминистра строительства Кцоев после того, как прочел пресс-конференцию Колесникова. Его сначала просили забрать заявление, потом стали угрожать, затем и вообще перестали ходить в суд… Что касается Такоева, то он назвал Колесникова вруном. В передаче «К барьеру» тот обратился к народу Осетии, заявив на всю страну, что «прокуратура не имеет никакого отношения к закрытию клуба «Алания», а к Главе республики у нас теперь будут вопросы за всю его предыдущую деятельность…» Вот цитата. И Такоев после этого сказал: «Если зам. генерального прокурора врет на всю строну, то представьте, что они делают с людьми за закрытыми дверьми…». Потом Колесников мне говорил, что его якобы неправильно поняли. А что значит «не поняли»? Он изъяснялся на добротном русском языке. Такоева посадили под домашний арест. Это действительно трагедия, человек может попасть под холодную безжалостную машину, они уничтожат любого… Возможно, когда-нибудь потом и оправдают… Мы же все время надеемся, что придут нормальные люди, и в нашей стране наконец-то будет порядок. После 37-го года многие глаза опускают, потому что помнят, кто на кого строчил…

О кадрах…

— Советскую власть модно за многое ругать, но было и хорошее. Например, школа подготовки руководящих кадров. Сейчас эта традиция утеряна, и сегодня руководящие должности не всегда занимают подготовленные люди. Или это не так?

— Это действительно так. Теперь все ехидно называют Сталина садовником, ведь он говорил, что кадры нужно выращивать, они растут медленно, дергать нельзя — все погубишь. А за последние десять лет многие лучшие кадры ушли, кто-то умирал — все от сердечных болезней, потому что это были совестливые, порядочные люди, которые не верили в происходящее со страной, надеялись — этот кошмарный сон закончится. Более стойкие, сумевшие адаптироваться ушли в коммерцию… Раньше руководитель проходил все ступени развития. Нужно возрождать эту школу. Будем создавать кадровое управление, собирать банк данных по возрастам, профессиям. Не скрою, мы возобновили проверку людей через специальные органы. Если мне удастся хотя бы начать создавать систему по резерву кадров, я буду считать это своей большой победой. Когда ты собираешься занять какую-то должность, нужно думать не о себе, а помнить о том, что ты живешь среди людей. И когда ты идешь на должность, где от тебя может зависеть судьба хоть одного человека, хорошенько подумай, прежде чем принять такое решение.

О межрелигиозных отношениях…

— Хочется затронуть одну деликатную тему — межрелигиозные отношения. В одной из газет появилось интервью генерала внутренних войск о том, что Осетия православная республика, хотя термин весьма сомнительный, и что нам нечего строить взаимоотношения с мусульманскими республиками, а нужно объединяться со Ставропольским и Краснодарским краями. Также появилась информация, якобы мусульмане Северной Осетии подписали меморандум, из которого следует, что нельзя затрагивать интересы территориальной целостности Южной Осетии. Это ли не попытки столкнуть мусульман и христиан?

— Во-первых, Осетия, если иметь в виду религиозные характеристики, все-таки православная республика. Но искать себе братьев и сестер по религиозному признаку — ошибка. Этот генерал, видимо, что-то напутал. Другое дело, я никому не позволю говорить от имени всех мусульман Осетии. У нас нет никакого напряжения на религиозной почве. В Осетии его просто невозможно создать. Где вы у нас видели стопроцентного мусульманина или православного? Как быть с Джыоргуыба? Противостояние — это последняя черта перед фанатизмом, у нас его нет. Но мы должны пресекать любого, кто смеет выступать от имени конфессии. Недавно мы привозили Десницу Иоанна Предтечи, причем, и ислам считает его одним из величайших людей. Вот в чем правда! Никто не верил, что мы это сделаем, а нам с Феофаном это удалось! Меня часто обвиняют, что уделяю много внимания общению с православными служителями. Я этого не отрицаю — они меня ни разу не обманули, они не врут!

— Сейчас на территории республики активизировались различные секты. Прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию.

— Как мне кажется, секты в Осетии не активизировались. Раньше здесь моментально находили почву все: и адвентисты, и евангелисты и иеговисты, потому что тогда традиционное православие было ограничено Осетинской церковью и Ильинской. Наверное, что-то есть в психологии наших людей — в ней заложено почтение к Богу. Многие этим пользовались. Методы у сект идеальные, над ними работали американские центры. Еще когда мы работали в партийных органах, кгбэшники говорили, что нашим пропагандистам надо у них учиться. Но за последние годы, по крайний мере, мое впечатление такое, с тех пор как Русская Православная церковь начала многое в Осетии делать и в храмах, и в монастырях, ниша для сект стала уменьшаться, хотя они все еще чувствуют себя здесь вольготно.

Хвалить или ругать?

— Сейчас модно писать критические статьи, может, стоит больше обращать внимание на положительные моменты?

— Я за то, чтобы мы друг другу правду говорили. Если критика конструктивная, то нужно собираться и обсуждать то, о чем идет речь. Сейчас в прессе публикуются все мнения — это принцип мусорного ящика. Хотя сегодня у нас даже мусор сортируют: стекло отдельно, бумагу отдельно. Единственная просьба-предупреждение к тем, кто под видом свободы слова и критики пишет все подряд — не переходите черту, за которой это становится оскорблением. Право на критику тоже надо заслужить. Но не нужно впадать и в другую крайность. Не нужно из руководства республики делать волшебников. А то у нас и дороги появляются благодаря тому, что глава что-то сказал или правительство приняло какое-то постановление. Ее построили реальные живые люди — о них нужно писать. А то никто не знает, кто у нас работает прорабами, бригадирами, мастерами… Им нужно сказать «спасибо» — все блага они создают!

Об игорных заведениях…

— Какова дальнейшая судьба игорных заведений?

— После первого закрытия игорных заведений часть из них больше не открылась. Арбитражный суд превзошел себя. Если бы правительство подало в суд — год бы никто дела не рассматривал, находились бы отговорки. Здесь же все было моментально рассмотрено. Мы, конечно, понимали, что принимаем незаконное решение. Но рассчитывали, что его незаконность будет доказывать Москва, а тут родной суд за секунду всех открыл. Уже после этого мы еще закрыли часть казино. Остальные тоже знают, что и они будут закрыты. Мы своего добьемся. Федеральный закон не Библия и не Коран, федеральный закон — оружие в руках прокурора, необходимый атрибут государства, если оно хочет жить правильно. Но федеральный закон, к сожалению, написан так, что каждый из нас может получить лицензию и потом, приехав в любой конец страны, открыть игорное заведение. Бороться с ним мы не можем…. Но ведь многие предприниматели не открылись, несмотря на то, что закон на их стороне. Посмотрев, к чему ведет их вид деятельности, отказались от него. Всех этих людей мы знаем, я попросил и правительство, и парламент создать благоприятнейшие условия для их последующего бизнеса. А тех, кто упорствует, чем бы они потом не занялись, все равно закроем. У нас достаточно сил для этого, просто времени больше надо. Этим людям руки нельзя подавать, они ведь все видят и понимают. Ни один из них не пришел и не сказал: «Я вложил деньги, я не могу от этого отказаться, но я гарантирую, что ни один ребенок, ни один пенсионер не войдет в мое казино». Гибните, проигрывайте деньги своих матерей. Когда я был на приеме в Ардоне, пришла женщина и сказала, что хочет поблагодарить за то, что закрыли казино: «У меня семья разрушилась, муж проиграл дом, машину, сейчас живем неизвестно где. У меня нет жизни, но Вы хоть кого-то спасли…». Многие предприниматели держатся за свои деньги, которые вложили в игорный бизнес. Выброси их, попрощайся! Так тоже бывает! Многие потратили огромные деньги, после того как в Чечене были закрыты все казино. В Чечне федеральные законы не работают — это плохо, но в данном случае для них хорошо! Так они все свои автоматы привезли к нам. И мы отдали чеченцам деньги, на которые они неизвестно что покупают, а потом приходят в наши Бесланы и уничтожают наших детей. А бизнесменам на это плевать! Поэтому этот мой настрой никогда не ослабнет, и они все будут закрыты. В основе всего должны лежать совесть и мораль. Я буду принимать решения в соответствии со своей совестью. Хотя многие считают, что я не прав.

И возвращаясь к вопросу о руководстве. Любить — не любить руководителя — пустые разговоры. Любой руководитель должен иметь порядка 50% недовольных им людей, потому что он, принимая решения, работает на стыке интересов. Когда ты принял решение в чью-то пользу, вторая сторона обязана тебя ненавидеть. Я рассчитываю, что недовольных мной гораздо меньше 50%. Потому что тот, у кого есть порядок в душе и голове, скажет: «Не будем держать зла». Ни у меня, ни у моей команды нет никаких переживаний по поводу того, что кто-то нас не любит… «Владикавказ»