Запах слабой власти — как запах крови. На Кавказе его не прощают.

Вечером 30 августа бесланские менты заметили на стоянке у школы #1 незнакомый «Мерс». Беслан — городок маленький, чужая машина приметна. Менты спросили у женщин, убиравшихся в школе: «Не знаете, чей?» Женщины не знали. Менты ушли, и тут женщины заметили четырех крепких парней, вышедших из развалин школы. Парней окликнули по-осетински. Трое даже не вздрогнули, а четвертый обернулся и с ингушским акцентом ответил, что не понимает. Та сторона тоже хотела поклониться своим погибшим. Женщины перепугались, но тут появились менты и увели ингушей. Не знаю, что сделали, надеюсь, что отпустили.

В ночь на 22 июля на въезде во Владикавказ взяли троих ингушей с 20 кг взрывчатки. Тут же подъехал и заступился на них родич водителя, помощник главы МВД Ингушетии. Впрочем, услышав про взрывчатку, убрался. По выбитым показаниям этих троих нагрянули в дом милиционера Абубакара Хамхоева. Тот убил одного из нападавших и подорвал себя в ванной. Реакция сайта «Кавказ-центр» на такое дело была предсказуемой: стал шахидом, иншалла. Куда интересней реакция вполне легальных ингушских СМИ: провокация! Кровавый произвол осетин!

В том, что происходит между Ингушетией и Осетией, много странного. Я ни в коем разе, увы, не могу преуменьшить рознь двух народов. Чеченцы так не относятся к русским, как осетины к ингушам, и наоборот. Интеллигенту, воспитанному в понятиях строгой политкорректности (и брезгующему, например, подать руку антисемиту), на Западном Кавказе приходится привыкнуть к тому, что человек, который с пеной у рта поносит другую нацию, может быть и умен, и честен, и порядочен. Ну вот просто при слове «осетин» или «ингуш» у него включается некая дополнительная программа, как у многих женщин при слове, например, «таракан».

Но есть вещи непонятные. Осетинский сотрудник УБОПа, раненный при захвате Хамхоева, клялся мне, что из тех троих задержанных двоих уже договорились выпустить. Известно как договорились. А ингуши, наоборот, напомнят, что группа следователя Криворотова, на счет которой относят многое, базируется во Владикавказе. Почему не в Назрани? Не в Пятигорске?

Как-то я беседовала с родичем одного из убитых. Он раньше всем рассказывал, как выкупал труп за $20 тыс. Но мне он про $20 тыс. уже не сказал. Зато охотно подтвердил, что «выкапывали труп в Моздоке, и от вспученной земли шел трупный запах». Почему человек заткнулся про выкуп, можно понять. Пришли и сказали: хочешь лежать рядом? Но про «вспученную землю» говорить, похоже, не запретили. Коллапс власти в Ингушетии связан не столько с количеством пропавших (в Москве за месяц пропадает больше, чем в Ингушетии за год), сколько с качественными характеристиками родового общества, которое превращает родичей убитого в кровников государства.

Сайты боевиков проклинают кяфиров, а вот легальные ингушские СМИ все больше напирают на осетин. Дмитрий Козак стал возвращать ингушских беженцев в Пригородный район: осетины жгут вагончики переселенцев, а ингуши считают условия Козака оскорбительными. Ингуши обвиняют: в Пригородном районе уже пропало девять мирных ингушей. Осетины уточняют: трое пропали с ПЗРК. Правда это или нет, не знаю, но это — общественное мнение. Запах слабой власти — как запах крови. На Кавказе его не прощают.

Уже и Патрушев признал, что в Ингушетии хуже, чем в Чечне. Теракты там стали чаще дорожных аварий, и объект этих терактов — силовики, а не осетины. Но не думаю, чтобы помощник главы МВД рискнул заступиться за тех, кто пойман со взрывчаткой в Назрани. А во Владикавказе — пожалуйста.

Ужас заключается в том, что следствия коррупции не отличаются от последствий заговора и что если между осетинами и ингушами снова рванет, никто не сможет отличить случайную искру от намеренной спички. Это ведь очень удобно, если за пытки, убийства, террор ответят не силовики, а соседняя нация. Террористы в Беслане прикрывались детьми. Федералы прикрываются осетинами. А если рванет, то Кондопога покажется детским садом. Юлия Латынина, «КоммерсантЪ»