Первое сентября не считается красным днем календаря. Если он не выпадает на выходной, то не является даже нерабочим. Кстати, при многолетнем пребывании на посту руководителя Северо-Осетинского Автодора Хасана Албегонова 31 августа оставались дома женщины-сотрудницы. Последние хлопоты по снаряжению детей в школу – святое дело.
Но первое сентября можно с полным на то основанием назвать красным днем жизни. Он был или будет у всех. Это важнейший рубеж. Человеку присваивается первое в его биографии звание – школьник, что уравнивает его с десятиклассником, который чуть ли не вдвое выше ростом.
До сих пор не понимаю, почему меня отдали в школу в восемь лет, а не в семь. Может, посчитали, что я был болезненным ребенком, но помню, мне было обидно, когда девчонки-ровесницы с моей улицы пошли в первый класс нарядно одетые, с новенькими портфелями, а мне оставалось лишь провожать их грустным взглядом. Но через год и я стал учеником первого А класса школы № 30.
Самое интересное, что на одном уроке здесь я поприсутствовал еще за несколько лет до этого. Сейчас объясню. Моя прабабушка Татьяна Кузьминична приспособилась собирать частично обгоревший уголь для, так сказать, вторичного использования. Она находила места, куда его выбрасывали и каждый день приносила полное ведро. После извлечения из огня куски антрацита становились значительно легче. Однажды она взяла меня с собой и повела в детскую больницу неподалеку от нашего дома. В углу большого двора лежала куча отработанного топлива. Я быстро приноровился различать кусочки с блестящими черными вкраплениями и полностью красноватые, не представлявшие интереса. Это было похоже на увлекательную игру. И тут вдруг раздался громкий окрик. Скорее всего, врач в белом халате грубо потребовал: «Убирайтесь отсюда!». Даже если мы нарушали какие-то правила внутреннего распорядка, зачем было орать на пожилую женщину и пятилетнего малыша? Мы подчинились и ушли, но у прабабушки были и другие «нычки». Мы оказались на территории 30-й школы. Здесь тоже были залежи нужного нам полезного ископаемого. Нас никто не прогонял – мало того, по двору бродил старшеклассник, то ли изгнанный с урока, то ли прогуливавший его добровольно, и он изъявил горячее желание нам помогать. Втроем мы быстро наполнили ведро. Так мне преподали урок доброты и поведения противоположного свойства в течение какого-то часа.
Свое первое сентября, точнее, самое первое я помню хорошо. Нас выстроили перед школой, и директор Василий Матвеевич Байтуганов обратился к нам с торжественной речью. Все десять лет, пока мы учились, он оставался на своем посту и долгое время после. В первый год нас было так много, и мы были такие маленькие, что нас усаживали по три человека за парту. Как отдаленное эхо великой войны, мальчики носили гимнастерки на подобии солдатских, подпоясанные широким ремнем. Из канцелярских принадлежностей у каждого ученика имелась такая экзотическая вещица, как перочистка – кусочки ткани, схваченные пуговкой.
Я прославился на весь класс уже на второй день учебы. Пропустил мимо ушей, что необходимо выполнить домашнее задание. Как! Оказывается, над книжками и тетрадями придется сидеть не только в школе, но и дома. Это же нечестно. За свою провинность я был оставлен после уроков – такая форма наказания тогда существовала. Позднее был уличен еще в одном «правонарушении». Мой почерк и тогда не отличался изяществом. А от своих упражнений на уроках чистописания я и сам приходил в уныние. Чтобы попытки были более удачными, выдирал лист из тетради, не забывая удалить и его вторую половинку с другого конца. В итоге мои тетради напоминали исхудавших жертв кораблекрушений, которые были выброшены на безжизненный остров. Зато я брал полноценный реванш на уроках чтения.
Большинство моих одноклассников по складам читали «Ма – ма мы – ла ра – мы», а я не мог дождаться, когда приду домой и снова засяду за толстенный роман Жюля Верна «Дети капитана Гранта».
Хочется некоторых из своих учителей вспомнить поименно. Меня всегда угнетала мысль, что уходят в небытие не только люди, но и их имена. Даже для иных правнуков и еще более далеких потомков. Пусть хотя бы в этих строках воскреснет память о настоящих педагогах и наставниках.
Мою первую учительницу звали Анна Гавриловна Гвоздикова. Это была женщина в годах, и наш класс стал для нее последним перед выходом на пенсию. Обычно детям легче дается контакт с молодыми учителями, но мы быстро полюбили Анну Гавриловну. У нее была одна особенность – в ходе урока она могла отвлечься от изложения учебного материала или вызовов к доске и рассказать какую-то историю из жизни или из книг, которую мы с интересом слушали. До сих пор помню одну, явно из литературного произведения, но источник мне так никогда и не попадался. Богатый купец перед смертью наставлял своего сына, как надо продолжать отцовское дело.
«А если ты все промотаешь и захочешь повеситься, дай мне слово, что сделаешь это в нашей гостиной, завязав петлю на люстре». Опасения подтвердились. Сын обанкротился и решил последовать указанию родителя. Но когда он надел петлю на шею и шагнул в сторону со стола, потолок обвалился, человек упал, а сверху на него посыпался дождь золотых червонцев. Папа все предусмотрел.
За такие страсти со смертями и самоубийствами для детских ушей, рассказчицу выгнали бы из школы. Но ни ее, ни нас все это нисколько не смущало. Как-то Анна Гавриловна заболела, и мы всем классом решили ее навестить. Жила она неподалеку, на Сухом русле. Мы, кажется, даже купили ей какой-то гостинец, но, когда открыли калитку ее дома, увидели, что она преспокойно варит варенье в тазу во дворе. Разоблаченная симулянтка явно не учла степень нашей привязанности к ней. Но наши отношения не испортились – просто ребячий опыт сделался чуть богаче.
Самой любимой моей учительницей была Вера Ивановна Столбовская. Она стала нашим классным руководителем, когда этап начальной школы остался позади. Ей удалось найти нужный тон в общении с нами. В ее строгости не было того отчуждения, того скрытого напоминания о дистанции, которое так часто встречается. Нарушителей дисциплины на уроках она обрывала как-то задорно, с иронией, и это действовало на них лучше, чем окрик или нотация. Заметив уже тогда мою склонность к слову и образу, она начала приносить мне номера еженедельника «Литературная Россия». И для меня это было первым шагом на пути к будущему творчеству. О писателях она говорила со мной, не стесняясь признаться в недостатке знаний, хотя у меня их было куда меньше. «Представляешь, оказывается Некрасов писал и прозу…». Я встречался с ней и через много лет после школы, несколько раз бывал у нее в гостях и с грустью замечал, как цветущая некогда женщина превращалась в «божий одуванчик».
Уже после моего переезда в Петербург она прислала мне тетрадку со стихами, которые сочиняла всю жизнь. Я бережно ее храню у себя. Завучем у нас был Георгий Данилович Коломыйцев (может быть, его фамилия пишется через «и», прошу прощения у родственников, если ошибся). С ним я тоже виделся лет двадцать спустя после школы. В выпускном классе нас вела Ксения Васильевна Сикоева. Она преподавала математику, в которой я был полным нулем. Спасибо ей за снисхождение к моей безнадежности.
Почему так ярко врезалась в мою память картинка из примерно второго класса? На соседней парте перед началом урока, за какую-нибудь минуту до прихода учителя оглушительно хохочут мальчик Вова и девочка Ира. Кто-то из них сказал что-то смешное, и они не могут остановиться. Через несколько лет у Вовы обнаружат опухоль в голове, и, хотя это не онкология, он перестанет расти и останется инвалидом. А Ира долго не сможет выйти замуж — это произойдет только в сорок лет, родит ребенка, и он умрет, когда ему будет годик. Она навсегда уедет из родного города, напоминавшего ей о случившемся.
Жизнь более сложна и жестока, чем будни второклассников. В Осетии это известно лучше, чем где бы то ни было. Букеты цветов первого сентября всегда будут перевиты незримыми траурными лентами. Колокол Беслана громче школьного звонка. Но звонок будет слышен чаще.
В школу могут принимать детей, которым исполнилось шесть лет и шесть месяцев. И я подсчитал, что в следующем году уже сядет за парты часть детей уже из третьего поколения первоклассников, родившихся после бесланской трагедии – в 2005-ом, в 2011-м и в 2017-ом. Для нас святы имена погибших. Но нам дороги и те, кто сегодня пойдут в школу. Поэтому порадуемся за них и вместе с ними. Это праздник, который всегда с нами. Сначала непосредственно пережитый лично, потом – с помощью детей и внуков. Так что действительно – красный день жизни.
Автор: Евгений Пантелеев