15-й Регион. Информационный портал РСО-Алания
Сейчас во Владикавказе
14°
(Облачно)
41 %
5 м/с
$ — 92.366 руб.
€ — 99.5299 руб.
Кто крайний?
26.09.2022
14:56
3 359

Каждый день нашей жизни — это драгоценный дар. Но в общей сложности несколько месяцев были несправедливо отняты у меня, поскольку ушли на томительное стояние в очередях.

В советское время это занятие могло длиться и по часу, и больше. Сейчас энное количество минут приходится тратить разве что на ожидание в различных учреждениях или у касс в супермаркетах.  Есть еще тягостная процедура регистрации пассажиров в аэропортах, но это не всенародная и не повседневная проблема. Тогда же, тридцать лет назад и целыми десятилетиями ранее очереди были неотъемлемой частью быта. Прежде всего – за продуктами.

Я работал в самом центре Владикавказа, и, возвращаясь вечером домой, заглядывал в три магазина на своем пути в надежде обнаружить скопление людей у прилавка. Значит, что-то дают. Если же ни в одном из них ничего не было, кроме стеклянных банок с огурцами и металлических с отвратным «Завтраком туриста», оставался последний шанс раздобыть что-нибудь на ужин. На углу проспекта Мира и улицы Кирова располагался «Океан». Там, по крайней мере, был какой-то выбор рыбных консервов и всегда присутствовал в натуральном виде скрюченный хек или минтай. Тут самое место любимой присказке ностальгирующих по эпохе повального дефицита «Но холодильники у всех были набиты». Но это тоже являлось результатом постоянного кружения по магазинам и участия в живом конвейере с пошаговым приближением к заветной цели. Чуть ли не полвека спустя я помню, где и за чем стоял. Не верите?

Вот, например, в гастрономе на углу проспекта Мира и улицы Куйбышева – за шоколадным маслом – тогда оно было редкостью, а главное, вкусным в отличие от нынешнего. На углу улиц Ленина и Горького – за краковской колбасой, в магазине «Молоко» на Джанаева – за сметаной, и не раз.

Однажды во время этого процесса ко мне подошла женщина и тихонько спросила:

«Можно я встану впереди вас?». С какой стати?», – недоброжелательно ответил я. А мы с вами вчера стояли за сметаной в ЦУМе и нам не досталось». Разумеется, я пропустил ее и даже пресек ропот стоящих сзади – дескать, занимал за ней, но она предупредила, что отойдет. Очередь порождала чувство солидарности. Но это была солидарность обделенных.

Чего в ту пору только не было у нас в дефиците. Как-то директор «Интуриста», болельщик футбола шепнул мне в ложе стадиона:

«Загляните к нам. Завезли гречку, я распоряжусь, чтобы вам выдали». Остальным оставалось только завидовать диабетикам, которые имели привилегии на получение этой крупы, так как она была полезной при их болезни. Даже торговля тем, что было в наличии, оставляла желать лучшего.

На проспекте Мира находилась хинкальная. За рубль можно было наесться досыта. Одно плохо – посетителей оказывалось слишком много, особенно в обеденные часы и приходилось подолгу выстаивать в очереди. В день похорон Брежнева, начиная с полудня, все прильнули к телевизорам. Прилавки магазинов, которые торговали ими, были облеплены теми, кто не могли добраться до дому. И тут мне в голову пришла блестящая мысль – сейчас же всем не до хинкалей. Я тут же отправился в упомянутое заведение. Только буфетчик, не просчитавший ситуацию, с грустным лицом сидел перед тарелками с вожделенными изделиями из теста, мяса и специй. Я ел с удовольствием, не торопясь и нисколько не жалея, что пропустил историческое событие.

Когда хоронили Андропова, а потом Черненко, я уже четко знал, где буду обедать. Меня смутил приход Горбачева. «Ну, этот в расцвете лет, с ним нескоро поешь хинкали без «почетного караула» в виде очереди. Но я не мог предположить, что через короткое время отведать хинкали можно будет чуть ли не через каждые сто метров. А что мешало раньше открыть больше таких точек, пусть даже государственных, раз есть устойчивый спрос?

Однажды часов на одиннадцать мне довелось побыть в роли вождя народных масс. Проходя мимо ЦУМа, я заметил быстро удлиняющуюся очередь у боковых дверей. Повинуясь инстинкту советского человека, сначала выяснил, кто крайний, а уж потом – что дают. Оказалось, «выбросили», как в те годы было принято говорить, мужские замшевые туфли чехословацкого производства. Видимо, для плана требовалось реализовать их побыстрее, кажется, был конец месяца. Дело происходило вечером и работники магазина решили торговать «с улицы», чтобы страждущие не мешали его закрытию. Между тем, людей все прибывало, и товар тоже не иссякал. Ближе к двадцати двум часам продавцы объявили, что прекращают работу – мол, уже поздно. Толпа возмущенно зашумела.

«Вы же нас не предупреждали, что торговля продлится до определенного часа». Одна молодая женщина с отчаянием говорила: «Как я объясню мужу, где была все это время. Он же не поверит мне, если приду без покупки». Коробки с обувью уже начали заносить вовнутрь, и тут неожиданно для самого себя вперед выступил я.

«Мы не потерпим такого самоуправства. Назовите ваши фамилии, а если откажетесь, это все равно нетрудно будет установить. Мы напишем заявление в прокуратуру и в министерство торговли на предмет заведомого нарушения режима работы, и эту бумагу подпишут все, кого вы понапрасну заставили здесь стоять». Два человека – замдиректора и работник милиции отвели меня в сторону и сказали: «Зайдите, выберите себе туфли, и мы вас выпустим через другой выход». «Нет уж» – отрезал я. «Если вы не хотите продолжать, предлагаю сделать так: перепишем всех присутствующих в том порядке, в каком они стояли, и с утра пораньше, чтобы люди успели на работу, вы их обслужите А еще нужно пересчитать коробки, чтобы завтра не получилось вдруг, что кому-то не хватило». Обе стороны согласились на этот компромисс. Утром я был последним, кто купил свою пару: дождался, чтобы убедиться – обиженных нет.

Очереди незаметно, но всерьез влияли на наше сознание, вырабатывая некий комплекс подчиненности. Мы словно выпрашивали то, на что имели полное право. Когда мы приходили на свои рабочие места, нас не держали в очередях, а требовали выполнения обязанностей с первой минуты и без опозданий. Но после того, как мы выполнили свой производственный или служебный долг, нас точно заталкивали в загон и выстраивали в цепочку. Это представляло собой систематическое унижение. И тот, кто этого не понимает, имеет очень смутные понятия о человеческом достоинстве и даже о здравом смысле.

Сегодня многие из пожилых людей ностальгируют по СССР, да еще в самых радужных красках расписывают тогдашнюю жизнь молодым. Да, в ней было немало хорошего. Но память по-своему лукава. Она стирает все негативное и тем самым искажает и позитив. Нельзя забывать то, что было горькой реальностью.

Я храню сиреневую книжечку с талонами. В том числе, на спички и на мыло. Мне могут возразить, что талоны появились уже в 90-е годы. Но это было прямое следствие той уродливой экономики, которая десятилетиями игнорировала рыночные отношения и свободное предпринимательство. Коммунисты без конца морочили голову населению постановлениями о развитии сельского хозяйства, продовольственными программами, а полки магазинов лишь пустели. Эта партия не удосужилась даже обратиться к наследию своего главного авторитета – Ленина, который в самые голодные годы, сто лет назад ввел НЭП, и в короткие сроки проблемы с продуктами питания были решены. Через полвека с небольшим этим опытом с успехом воспользовались китайцы. Но разве мог у нас какой-нибудь секретарь райкома смириться с тем, что бизнесмен или фермер зарабатывают больше, чем он?

Как символ советской власти или ее остаточных явлений стоит перед глазами старик, с трудом выбравшийся из давки за яйцами. Давали только по десять штук. И вот в этой тесноте он раздавил половину яиц в целлофановом пакете.

«Выпейте их, выпейте, чтобы не пропали зря», – кричали ему. Ничто не заставит меня удалить это из памяти. Мне скажут – и у нынешнего времени есть свои стороны. Но то, что нам не нравится сегодня, не оправдывает того, что не нравилось вчера. И потом, два варианта – еще не повод считать, что других не существует.

Автор: Евгений Пантелеев;