В Беслане за каждого погибшего власти выплачивают 200 тысяч рублей плюс 43 тысячи — на погребение. Получившим тяжелые и средние ранения — 100 тысяч, а легко раненным и уцелевшим — 50 тысяч рублей. Компенсацию за несовершеннолетних детей, а их было большинство среди заложников, получают родители или опекуны. Работники суда и сотрудники Минсоцзащиты говорят, что после прочтения некоторых исков им становится просто противно: родственники погибших родителей спорят, кому быть опекунами над сиротой, — на кону большие деньги. «У него в одночасье проснулись отцовские чувства» 1 сентября Мадина Хубаева повела своих детей — 11-летнего Руслана и 8-летнюю Илону в школу. После штурма в живых осталась только дочь. С проникающим ранением правого глаза она была доставлена в Москву, в Морозовскую больницу. Сейчас девочка идет на поправку. Опекунство над Илоной оформила ее бабушка — мать погибшей Мадины Александра Андреевна. По ее словам, отец детей Игорь Каргиев не принимал участия в воспитании детей и даже не записан в свидетельствах о рождении: в графе «отец"стоит прочерк. В отделе по опеке администрации Правобережного района препятствий бабушке не чинили. За погибших Мадину с Русланом и раненую Илону бабушке Саше в общей сложности полагается 586 тысяч рублей! Примерно половину этих денег Александра Андреевна уже получила — те, что выплачиваются из республиканского бюджета. Оформлены документы и на оставшуюся, федеральную, часть. Но тут возникло неожиданное препятствие — объявился отец Руслана и Илоны. 11 октября Игорь Каргиев установил отцовские права через Правобережный районный суд. — Александра Андреевна с нашей помощью обжаловала это решение, — сообщила «Известиям» официальный представитель Министерства труда и социального развития Северной Осетии Жанна Гецаева. — Мы будем участвовать в процессе и постараемся защитить интересы Илоны Хубаевой, а они, я считаю, состоят в том, чтобы опекунство над девочкой сохранялось у бабушки. Вот что говорится в кассационной жалобе, подписанной Александрой Хубаевой: «Моя дочь Мадина Хубаева проживала в моем доме по улице Северной. Она была матерью-одиночкой и получала ежемесячное пособие на детей как одинокая мать. Чтобы содержать детей, вынуждена была работать на тяжелых работах. Каргиев тогда не заявлял о своих отцовских правах и не исполнял отцовских обязанностей по содержанию и воспитанию детей. Он вел праздный образ жизни, не работал, увлекался наркотиками, за что был осужден Правобережным районным судом в феврале 2000 года к 2 годам лишения свободы. И вот теперь, когда дети стали жертвами террористического акта и открылись возможности для получения материальной и гуманитарной помощи, у Каргиева в одночасье проснулись отцовские чувства, которые суд поспешил удовлетворить с грубыми нарушениями норм материального и процессуального права». — За все годы он, может быть, один раз буханку хлеба в дом принес, — говорит об отце Руслана и Илоны сестра Мадины Марина. — Бил ее. А когда она требовала, чтобы он уходил и никогда не возвращался, он подходил к печке и говорил, что сунет голову в огонь. Он же наркоман, кто его знает, что у него в голове… «Это мои дети» Каргиевы живут на окраине Беслана. Во дворе Игоря кладут асфальт. С катком и битумом работает целая бригада дорожников, которыми нужно управлять. Поэтому на телефонное предложение встретиться хозяин дома вначале ответил отказом. Но когда услышал, что речь идет о его отцовских правах, пообещал бросить все. Первым делом Игорь провожает меня в свою спальню, где над большой кроватью два траурных портрета — жены Мадины и несколько застенчивого, очень похожего на отца 11-летнего Руслана. На столе в прихожей — фотографии Руслана и его сестренки, восьмилетней Илоны, которая уцелела и сейчас лечится в Германии. Семейных фото практически нет. Игорь говорит, что все они в материалах дела в суде. — Никогда не думал, что большие деньги некоторым людям затмят все, даже гибель самых близких, — возмущается муж сестры Игоря Руслан. — После похорон Мадины и Руслана я отправил Игоря в Москву — к дочери Илоне. Она лежала в клинике с осколочным ранением глаза. Хотя за ней там ухаживала моя дочь Диана, но отец есть отец. Тем более доктора не исключали потерю глаза у девочки. Словом, уехал он, а затем звонит из Москвы и просит передать свидетельство о смерти Мадины теще. Той якобы обещают поставить бесплатно телефон при наличии свидетельства — как потерпевшей. Оказывается, это была просто уловка тещи с целью выманить важный документ и получать затем по нему пособие. — После возвращения из Москвы узнаю от следователя прокуратуры, что теща оформила опекунство над Илоной и уже пользуется деньгами, — вступает в разговор Игорь. — Это при мне, живом отце. Я тут же с заявлением в суд, который 11 октября подтвердил, что именно я являюсь родителем обоих детей, хотя и не состоял с Мадиной в официальном браке. А значит, всякое опекунство незаконно и полученные нечестным путем деньги на ребенка придется возвращать. Игорь поясняет, что расписываться с Мадиной они не стали сначала из осторожности — вдруг не заладится совместная жизнь, а затем из умысла: Мадина как мать-одиночка получала пособие на детей — 280 рублей, а это немало для небогатой семьи (на самом деле, наличие записи в графе «отец» не лишает незамужнюю женщину статуса матери-одиночки). По чьему умыслу в свидетельстве о рождении Илоны не указан отец, ему неведомо. Зато доподлинно известно другое: дочь Илона сейчас в немецком Гёттингене находится под опекой его, Игоря, матери. Он, отец, через день звонит туда и справляется о здоровье девочки, которой тамошние доктора смогли спасти глаз. А опекунша ни в Москве с Илоной не была, ни в немецкую клинику не звонила. Несмотря на явную, с точки зрения Игоря, разницу в отношении к Илоне его и опекунши, теща не пожелала смириться с решением суда. И уже подала апелляционную жалобу в Верховный суд Северной Осетии, навесив на него, Игоря, ярлык бездельника и наркомана. — Мне действительно дали в суде четыре года назад условный срок за наркотики, — подтверждает Каргиев. — Но мне их тогда подбросили. Я не кололся. И бездельником никогда не был. Это все знают. Жена и дети жили со мной на Степной, а не с тещей, как она утверждает в кассационной жалобе. — Что правда, то правда, — подтверждает сосед Каргиевых Сергей Дзабаев. — Дети у них тут и родились, и в первую школу отсюда ходили, хоть до нее и далеко — около получаса ходьбы. Вот и 1 сентября Мадина попросила у соседей цветы и отправилась с детишками на утренник. Я это сам видел. Похожие отзывы и у других соседей. — Наша семья не исключение, — признает сестра Игоря Каргиева Нонна. — Во многих дворах после смерти матерей 3 сентября начался постыдный торг за право опекать детей с целью воспользоваться большими деньгами. А о самих детях при этом мало кто думает. «Отдай им деньги, а нам ребенка» Сотрудники Минсоцзащиты говорят, что случаи, когда родственники не могут поделить компенсацию, все же редки. Чаще бывает наоборот, когда родственники предлагают отдать компенсацию другой родне, а им оставить ребенка. Так было с родней 4-летнего Георгия Кониева. Первого сентября вместе с мамой, папой и бабушкой он пошел проводить в первый класс старшего брата — 7-летнего Али. После штурма в живых никого, кроме Георгия, не осталось. С минно-взрывными травмами, открытым переломом левого предплечья, оторванными фалангами левой кисти и осколочными ранениями грудной клетки мальчик был помещен в Российскую детскую клиническую больницу. В больнице вместе с Георгием находится его тетя по отцовской линии — Марина, у нее дети-двойняшки на год старше Георгия. — Мы две недели чуть ли не каждый день звонили родственникам с обеих сторон, чтобы они получили компенсацию, но никто не приходил, — рассказывает Жанна Гецаева. — Геннадий, брат погибшей мамы, говорил: пусть они (родственники по линии отца) возьмут, нам не надо. Звоним родным со стороны погибшего отца, а Олег, его брат, тоже наотрез отказывается: нет, говорит, не будем брать эти деньги, отдайте родным матери. И оба, Геннадий и Олег, независимо друг от друга говорят, что племянника на улице и без «этих денег» не оставят. Каждый говорил, что готов взять ребенка, а деньги пусть берет другой. В конце концов я говорю, что нельзя мне оставлять деньги на балансе, кто-то должен их получить. Тогда пришел Олег, брат отца, и получил. Родственники погибших родителей маленького Георгия не скрывают своей обиды на социальных работников Беслана. Дело в том, что в первые дни после трагедии мальчика показали по одному из федеральных телеканалов, рассказали о его судьбе, о том, что он остался круглым сиротой. Нашлось много желающих усыновить большеглазого малыша. Среди них оказалась и сотрудница одного известного федерального ведомства. Женщина — наверняка из самых лучших побуждений — попросила кого-то из социальных работниц в Беслане поговорить с родственниками, не будут ли они против. Соцработница, тоже не желая зла, передала просьбу. Однако, услышав такое предложение, Олег и Геннадий не стали сдерживать эмоций и как следует отчитали даму-посредника. — Передай им, что, если нужен ребенок, пусть берут в детдоме, а у нашего племянника, слава богу, родные есть, — это было самое вежливое, что ответили Олег и Геннадий. Сейчас начинается оформление опеки над 4-летним Георгием. Окончательное решение еще не принято, но скорее всего ребенок останется в семье дяди по отцовской линии. — Если есть возможность выбора, мы рекомендуем оставить ребенка в полноценной семье, где есть отец, мать и дети, — объясняет это решение Жанна Гецаева.
«Известия»