Южная Осетия начала готовиться к войне. Президент непризнанной республики Эдуард Кокойты утром объявил населению о «провокации, предпринятой грузинскими силовиками в отношении миротворческого контингента в зоне конфликта», а через час надел военную форму и вместе с двумя спецподразделениями отправился на полигон. За развитием событий в Цхинвале следила корреспондент Ъ Ольга Алленова.

Миротворцы не могут ждать рассвета
С утра в центре столицы Южной Осетии было людно. Местные жители, пересказывая друг другу суть утреннего президентского телевыступления, высыпали на улицу. Посмотреть было на что. У правительственного комплекса выстроилось несколько военных машин и БТР с вооруженным спецназом. Спецназовцы были местные, из самого Цхинвала — их матери молча стояли на тротуаре и смотрели на них. Никто не плакал, но и не радовался. Люди были сосредоточенны. Они уже месяц живут в ожидании войны, но все-таки надеялись, что войны не будет. Сегодня такой уверенности нет уже ни у кого.
«Такое уже было,— сказала пожилая женщина в темном платке.— Они тогда пришли и стали обстреливать наши дома. И у нас стали погибать мужья и дети. Теперь снова началось». На самом деле пока никто никого не обстреливал. Просто накануне на встрече сопредседателей смешанной контрольной комиссии по урегулированию осетино-грузинского конфликта осетинская сторона решила снять блокпосты, которые десять дней назад отрезали несколько грузинских сел от основной дороги, ведущей в Цхинвал и в Грузию. Осетинская сторона хотела продемонстрировать, что готова идти на уступки, и ждала ответных шагов от Грузии, ведь на территории последней тоже есть несколько осетинских сел, по сути оказавшихся в экономической блокаде — грузинские блокпосты не пускают туда машины с продовольствием. Однако в ночь на среду случилось ЧП.
У грузинского села Курта, расположенного у центральной дороги, связывающей Северную Осетию с Цхинвалом, была остановлена колонна миротворческого контингента, которая направлялась из Северной Осетии в Южную. Десять грузовиков были досмотрены, а два из них задержаны; водителей-миротворцев вывели, а на их место сели грузинские военные, которые отогнали машины к селу. В грузовиках, как выяснилось, находилось 300 НУРСов — ракет, которыми комплектуются вертолеты. Вскоре грузовики по объездной дороге, с которой накануне были сняты осетинские посты, были отогнаны в Грузию. Руководили операцией министр внутренних дел Грузии Ираклий Окруашвили и губернатор Горийского района Михаил Карели. Говорят, что, когда командующий миротворческими силами в зоне конфликта генерал Набздоров приехал в Курту, кто-то из них заявил ему: «Теперь мы видим, какие вы миротворцы! Поставляете оружие сепаратистам».
У «уазика» появилась группа военных — президент Кокойты в камуфляже, с рацией в руке и его охрана. Президента сразу никто не узнавал. Его привыкли видеть в классическом темном костюме. Я сама днем раньше видела, как он в окружении немногочисленной охраны прогулочным шагом направлялся через городскую площадь к зданию администрации — на лице легкая улыбка, пиджак расстегнут. Сегодня от этой расслабленности не осталось и следа. Президент Кокойты собран, быстро отдает какие-то указания. Через несколько минут колонна срывается с места. Люди молча смотрят ей вслед.
Из толпы выходит сопредседатель смешанной контрольной комиссии по урегулированию осетино-грузинского конфликта Борис Чочиев. «Куда поехал президент с колонной?» — спрашиваю я. «Это на объездную дорогу,— говорит Борис Чочиев.— Будут ставить там блокпосты. Президент будет контролировать это лично.— И добавляет: — Видите, что происходит? Мы им руку навстречу протянули, сняли блокпосты, а они просто нагло воспользовались ситуацией. Они уже идут на открытый конфликт и с нами, и с Россией!» Я задаю вопрос, который сегодня волнует всех в Южной Осетии: что за ракеты везли миротворцы в Цхинвал? «Есть соответствующее решение 92-го года, что у миротворцев в зоне конфликта должны находиться два вертолета и они должны их укомплектовывать, вот они этим и занимались»,— говорит господин Чочиев. Я спрашиваю, зачем перевозить такой груз ночью. Сопредседатель СКК, явно торопясь куда-то, отвечает, что миротворцы обеспечивают безопасность в зоне конфликта и не могут стоять и ждать рассвета, особенно в такое сложное время.

«Вы так и пишите: министр внутренних дел Грузии является первым вором Грузии»
Я отправляюсь в штаб миротворческого контингента. Здесь тоже неспокойно. Какой-то военный докладывает старшему по званию, что в селе Кехви глава администрации вроде бы отказывается вывесить осетинский флаг, потому что «тогда его расстреляют свои». Старший кивает головой: знаю, что еще? Военный докладывает, что в районе осетинского села задержан грузинский БТР. «Доставить сюда!» — отдает приказ командир. Мы проходим в кабинет командующего. Генерал Святослав Набздоров резко говорит кому-то в трубку: «Я уже третий раз звоню Хайндраве (министру по урегулированию конфликтов Грузии и сопредседатель СКК), а у него отключен телефон! Это чтобы потом сказать: почему вы мне не звонили, а приняли решение сами? Решение я принял, пусть пеняют на себя!»
Только что командующий выставил несколько блокпостов в зоне конфликта. Для грузинской стороны это плохо. Миротворцы перекрывают все дороги, ведущие из Грузии в Южную Осетию, и грузинский анклав оказывается отрезанным от республики. Дороги закроют, цены на продукты поднимутся, а продовольственные грузы, которые так ждут в Восточной Грузии, не пойдут. Вообще-то «КамАЗы» с продуктами в Восточную Грузию не ходят уже вторую неделю из-за закрытой дороги. Поэтому в Горийском районе Грузии мешок муки подорожал в три раза — вместо 350 рублей стоит 1200. Впрочем, по словам командующего Набздорова, осетинские села в Грузии в худшем положении: «Там люди умирают с голода, а грузинская власть утверждает, что мешок муки — это контрабанда».
— Что же случилось в Курте? — спрашиваю я.
— Министр внутренних дел Грузии и губернатор Карели, которые участвовали в этой акции, проявили элементарное незнание документов, сопровождающих груз, и спровоцировали ситуацию,— резко отвечает генерал.— Сегодня отношения между силовыми министерствами Грузии и миротворческим контингентом обострены до предела. Мы более или менее мирно разошлись, а могло бы в ход пойти оружие. И если бы это произошло, то в применении оружия в зоне конфликта виновата была бы грузинская сторона. Может, они этого хотели? Хотя грузин — это такой человек, который всегда выкрутится и обвинит тебя. Что вы удивляетесь? Пишите, пишите! Я уже был в такой ситуации, я знаю, что говорю. Вчера шла колонна авиационной комендатуры, согласно вот этому документу, решение №232. Этот документ был принят на заседании сопредседателей СКК в связи с тем, что для контроля над территорией зоны конфликта необходимы вертолеты. Вот черным по белому написано: «Предлагается доукомплектовать смешанные силы по поддержанию мира вертолетами». Подписи стоят всех сопредседателей, среди которых и Хайндрава, видите? Грузинская сторона знала об этом договоре и сама участвовала в его подписании. Вот российская сторона и начала укомплектовывать. Колонна авиационной комендатуры шла, не скрываясь, в то время, которое ей было удобно. Когда они изъяли документы и задержали колонну, я мог бы применить силу, понимаете? Но я человек мирный, я для этого приехал сюда. А грузинская сторона пытается разжечь конфликт, я это откровенно вам заявляю. Вы так и пишите: министр внутренних дел Грузии является первым вором Грузии, потому что он украл у миротворцев «КамАЗ» и «Урал». Пользуясь ночным временем, тем, что водителей из машин вывели силой, а я вел переговоры, министр посадил в машины своих людей и украл эти машины.
Я спрашиваю, почему ракеты для вертолетов решили доставить прежде вертолетов. Генерал объясняет, что это нормальная практика, когда сначала проводят техническое и боевое обеспечение, а потом сажают вертолеты. Если в Цхинвал прилетят вертолеты, то без боеприпасов они будут просто мишенью. Генерал говорит, что осенью 2001 года на учениях в Таджикистане сам видел, как американцы, прежде чем посадить свои самолеты, развернули все технические службы. И что они (американцы) плохо учат грузинских военных, если те не знают таких простых вещей.
— Многим кажется, что войны не избежать,— говорю я.
Генерал качает головой:
— Я думаю, что войны не будет. Просто грузинская сторона вынуждает российский контингент на конфликт, чтобы затем заявить, что российские миротворческие силы не выполняют тут свои функции. И заменить нас, наверное, на «голубые каски» или кого там еще. Но российский контингент стоит здесь твердо, и мы не поддадимся на эти провокации.
— То есть вы не уйдете ни при каком раскладе?
— Мандат миротворцев бессрочный,— категорично заявляет генерал.— Мы будем здесь, пока не закончится конфликт. Даже если одна сторона скажет, что мы ей не нужны. Чем больше они идут на конфронтацию, тем хуже для них.
Спустя час я узнаю, что грузинская сторона вернула миротворцам задержанные машины. Правда, без ракет. Еще через час местный телеканал показывает, как на полигоне близ Цхинвала президент Кокойты тренирует свои войска.

«Если русские не перестанут нам мешать, то будет война»
Я пытаюсь выехать в грузинские села, которые расположены буквально в 15 минутах езды от Цхинвала. Но ни один таксист не соглашается ехать. Я настаиваю. Наконец встречаю руководителя грузинских сел Нодара Кочишвили, заехавшего по какому-то вопросу в администрацию Цхинвалского района, и прошу взять меня с собой. Говорить со мной господин Кочишвили не хочет: «Приедете, люди вам скажут все». Меня довозят до полуразрушенного здания, где располагается администрация, и предоставляют в распоряжение местного депутата, которого зовут Уча. Депутат говорит, что всем нужен мир, что в конфликте виновата Южная Осетия, потому что она хочет жить с Россией, а не с Грузией, а это против грузинских законов. «Но народ можно понять,— говорю я.— Россия платит осетинам пенсии, поставляет свет, от России люди зависят. В Грузии экономическая ситуация хуже. Кто же добровольно пойдет туда, где хуже?» «Я плохо говорю по-русски»,— отвечает Уча.
В кабинете господина Кочишвили несколько посетителей, поэтому или по другой причине он недоволен моим возвращением. «Мне нечего вам прокомментировать,— говорит он, непрерывно перебирая бумаги.— Задержали две машины. У миротворцев в наличии нет вертолетов, а они везли две машины, полные боеприпасов. Выводы делайте сами». «Правда, что в задержании миротворцев участвовали 300 военнослужащих Грузии?» — спрашиваю я. «Здесь никаких вооруженных сил нет,— сердито отвечает грузинский чиновник.— У нас есть полиция и имеется наш миротворческий батальон. Раз у Южной Осетии имеется, то и у нас он есть». «Теперь южноосетинская сторона снова выставит посты»,— говорю я. «Это очень плохо»,— тихо говорит чиновник Кочишвили, глядя в бумаги, которые не перестает перебирать. Разговор не клеится, я встаю, глядя на висящий передо мной маленький портрет Михаила Саакашвили («Произошедшее — это последняя попытка Эдуарда Кокойты сохранить власть в Южной Осетии»,— заявил вчера грузинский президент, находившийся в Иране, пообещав не пропускать военные грузы в эту республику).
Чиновник неожиданно резко говорит, не глядя на меня: «Общий язык мы всегда найдем, осетины и грузины. Если бы нам не мешали посторонние люди! Этим людям нужна война!» «Вы имеете в виду Россию?» — уточняю я. Нодар снова начинает перебирать бумаги.
Выхожу в село Тамарашени. Оно ничем не отличается от сел Южной Осетии, кроме того, что здесь грузинские флаги с крестами. Спрашиваю у местных, что они думают о возможной войне. Люди отмалчиваются и проходят мимо. Одна из женщин останавливается. Ее зовут Лили Отинашвили.
— Вы это в Цхинвали будете передавать? — спрашивает она.
Я объясняю, что не буду, что я российский журналист.
— Вот поэтому с вами и не хотят говорить,— объясняет Лили.— Мы между собой давно бы договорились, осетины с грузинами всегда жили вместе. После той войны мы только стали находить общий язык, но опять вмешались русские, эта третья сторона! Ваши миротворцы помогают осетинской стороне, а зачем? Чтобы нас опять поссорить?
— Но если бы грузинские власти не делали заявлений о возвращении Южной Осетии, конфликта бы не было.
— Нет такой страны — Южной Осетии! — громко говорит молодой мужчина, подошедший к нам.— Есть Грузия, и хватит уже играть с нами! Вчера ваш Рогозин заявляет: это наша земля, наши люди. Какая ваша земля? Вам что, Чечни мало?
— Я разговаривала с осетинами, они не хотят жить в Грузии,— возражаю я.— Они получают российские пенсии, им обещают российские зарплаты. Это для людей гораздо важнее.
— Они, конечно, получают, а нам-то что! — говорит Лили.— Мы не получаем. Поэтому они так рвутся в Россию. Но нам и не надо. Мы грузины и хотим жить в Грузии.
Я пытаюсь задать еще несколько вопросов, но люди расходятся. Наверное, вопрос о пенсиях был лишним. Потому что минимальная пенсия в Цхинвале — больше тысячи рублей. А в грузинском селе Тамарашени пенсионер получает раза в три меньше. Людям обидно за свою жизнь в нищете.
— Так и напишите, что если русские не перестанут нам мешать, то будет война,— говорит мне мужчина.— И незачем России говорить, что это ее земля.
На выезде из села нас останавливают автоматчики:
— Кто такие? Документы!
Показываем документы.
— Российские журналисты? — улыбаются парни.— Так бы и сказали. А мы думали, вы грузины.
— А если бы грузины, что тогда? — спрашиваю я.
— Нечего им у нас делать,— помолчав, говорят парни.— Они как появляются, так жди беды. «Коммерсант»