В прокат вышел малобюджетный американский фильм "Последствия", снятый малоизвестным режиссером Эллиоттом Лестером. Для российского проката все эти "мало-" с лихвой покрываются двумя деталями. Это бенефис 69-летнего Арнольда Шварценеггера, в последние годы поставившего себе задачу вернуться на большой экран, и это киновоплощение трагедии, которую хорошо помнят в России. Рассказывает Игорь Савельев.
В 2002 году Ту-154, на борту которого были в основном дети, столкнулся в небе над Германией с грузовым Boeing. Произошло это по вине швейцарского авиадиспетчера, которого два года спустя убил архитектор из Северной Осетии Виталий Калоев, потерявший в катастрофе жену и детей. В фильме Эллиотта Лестера все это в деталях переносится на американскую почву, но кое-что русское все-таки осталось.
Героя Шварценеггера, потерявшего всех близких, зовут Роман Мельник. Впрочем, "русский след" здесь совсем не работает на то, чтобы приблизить события к реальным. И вряд ли про погасшего, заросшего седой щетиной Романа можно сказать "он русский — это многое объясняет". Работа на стройке, пикап, недоверие к корпорациям (Роман единственный из пострадавших, кто отказывается подписать контракт с ушлыми авиакомпаниями) — классический образ пожилого американца "от сохи" очень подходит постаревшему Шварценеггеру, но весьма абстрактно привязан к русской теме.
А жаль. Конфликт менталитетов проходил через всю реальную трагедию. Начиная с того, что европейская пресса сразу и рефлекторно обвинила пилота "Башкирских авиалиний" в том, что он якобы не знал английского, и заканчивая тем, что швейцарская компания годами выкручивалась как могла, а пострадавшие недоумевали, "неужели в Европе такое тоже возможно". Виталий Калоев зарезал Петера Нильсена, потому что они говорили на разных языках: россиянин хотел наконец услышать извинения, а швейцарец принял это за правовой акт (извинишься — признаешь вину).
Эти нюансы в "Последствиях" аккуратно обошли, что выглядит почти как декларация: полный отказ от социальной темы в пользу очищенной от любых привходящих обстоятельств психологической дуэли. Начинается фильм с того, что Роман, отведенный в аэропортовую клетушку и оглушенный страшной новостью, наблюдает, как сотрясается хлипкая перегородка. Кто-то бьется с другой стороны — собрат по несчастью, отведенный в такую же комнату; кому-то так же невыносимо. Таким "собратом" вскоре оказывается и Джейк Бонанос (Скут Макнэйри), тот самый авиадиспетчер, дом которого исписан заклинаниями "Убийца!". Режиссер увлекается темой двойничества, делая ее главной, а потом и единственной. Роман и Джейк сидят взаперти в одинаковых домах, лишаются семей (жена и сын просто бегут от депрессии Джейка подальше). Медленно сходят с ума. Синхронно пытаются покончить с собой. Даже явный поначалу контраст между инфантильным переростком-диспетчером (его линия начинается с воспоминаний о плюшевом мишке) и брутальным русским медведем оборачивается сходством: до того "выключен" старый, почти неузнаваемый супергерой.
"Выключена" и среда, в которой эти двое вынуждены не жить, скорее, существовать, вяло скрываясь один от другого. Если тема двойников и того, что убийца сам не меньшая жертва, чем пострадавший, разрабатывается у Эллиотта Лестера вполне традиционно, то находкой следует признать неожиданно цельную атмосферу фильма. Тон задает то, как режиссер показывает авиакатастрофу: никак (здесь можно, конечно, заподозрить, что голь на выдумки хитра). Само место катастрофы — захламленность и общая неустроенность вместо физиологических ужасов. Чемоданы, туфли, тряпки, рутинные реплики; мусор на грязном весеннем снегу. Этот грязный снег заполняет все экранное время, несмотря на то что сменяется несколько времен года (изредка его заменяет толстый слой прошлогодней листвы). Бедные серые домишки чередуются с панельными кондоминиумами: бежать тут некуда.
Критики редко отмечают Шварценеггера как драматического актера, но по "Последствиям" о соответствующих его способностях судить и подавно нельзя — первый шок у его героя почти сразу сменяется непроницаемой маской. Мол, что поделать, жизнь его отныне и навсегда засыпана пеплом. Поэтому совсем не удивительно, что и американская глубинка волею режиссера превращается в вулканический пейзаж.
«Коммерсант»