На фотографиях из семейных альбомов у детей счастливые улыбающиеся лица.
Десятки портретов висят на стене Дома культуры в центре Беслана. Рядом надписи — «помогите найти», «кто видел», «позвоните, кто что-нибудь знает»… В списке пропавших, составленном горожанами, — около 150 имен, их родные и близкие продолжают розыск.

Улицы Беслана выглядят обычными — работают магазины, усиленные патрули милиции уже сняты. Только город непривычно малолюден, и на лицах всех его жителей, даже тех, кто не надел траур, — печать горя. За несколько дней трагедии 30-тысячный Беслан потерял более трехсот человек — как за пять лет Великой Отечественной войны.
Во Владикавказе остаются неопознанными 90 тел. Возглавивший расследование трагедии замгенерального прокурора Владимир Колесников призывает родственников сдавать кровь на ДНК. Но активности нет.
«Никто не хочет узнавать в этих останках своих детей, даже когда им показывают веские приметы. Надо это понимать», — объяснял местный «силовик» с парламентской трибуны.
Люди не хотят расстаться с надеждой, жадно хватаясь за любые слухи, веря, что их ребенок уцелел, что, может, он вывезен в госпиталь в Москву — раненый, искалеченный, без сознания, но живой.
«Мы ищем подружку и тетю. Их нет в морге, значит, мы еще можем их найти», — объясняют две семиклассницы, приклеивающие очередную записку на стеклянную стену Дома культуры. Порой среди ищущих — те, кто отказывается смириться с потерей.
«Женщина с нашей улицы все время ходит с портретом своего сына и спрашивает, не видели ли его. Она просто потеряла рассудок — ее сына уже похоронили», — говорит Мадина из кабинета психологической помощи, устроенного в ДК. Кабинет пуст.
Иногда чудеса случаются — и ищущие находят друг друга.
«А мы думали, что вы погибли», — плачет Эльза Баскаева, обращаясь к Александру Цаганову, физруку из первой школы. Это их первая встреча. На груди этого человека в тесноте спортзала пролежала двое суток ее дочь, Фатима. Несколько раз террористы приставляли к виску учителя автомат, чтобы заставить умолкнуть детей. Фатима тоже жива. Сегодня таких в Беслане называют счастливыми.
Самое людное место в Беслане — школа номер один, или то, что от нее осталось. Родственники и близкие погибших, горожане, жители Владикавказа и соседних сел идут и идут сюда. Всюду цветы — из окон с остатками стекол, по всему периметру школы, в классах с опрокинутыми патами и простреленными стенами. Тысячи роз прислал Израиль — «примите наши искренние соболезнования» написано на бумаге, в которою обернуты цветы. У школы, в обгоревшем спортзале без крыши, где сидели заложники, — тоже цветы, заженные свечи, плюшевые игрушки и бутылки с водой. «Я люблю тебя», — держит сердечко розовый плюшевый медвежонок. «Батик, ты всегда в моем сердце», — выведено мелом на перевернутом взрывом школьном шкафе.
Пожилая Фатима никого не ищет. Нарушая запрет семьи, она тайком приходит в школу, где погиб ее единственный внук-девятиклассник. «Вот и все, что от него осталось. Прямо в сердце попала», — достает женщина пулю, упакованную в пластик.
В школе ничего не трогают. Здесь все так, как было на момент освобождения заложников. В классах на полу еще лежат высохшие букеты цветов, с которыми шли школьники на линейку 1 сентября. Только в библиотеке с пустыми полками кто-то достал из-под обломков и груды книг, сметенной взрывами, два томика стихов осетинских поэтов, установив, чтобы было видно всем.
«Ради жизни на земле», «Опомнитесь, люди», — взывают с обложек книги. РИА «Новости», фото Reuter