15-й Регион. Информационный портал РСО-Алания
Сейчас во Владикавказе
10°
(Облачно)
50 %
4 м/с
$ — 92.2628 руб.
€ — 99.7057 руб.
Северный Кавказ: Обветшалая окраина империи
13.02.2005
12:43
Северный Кавказ: Обветшалая окраина империи

10 февраля 2005 года. В любой другой европейской стране эта кровавая бойня вызвала бы ужас. Но 10 лет войны в Чечне приучили большинство россиян к повадкам головорезов вроде тех членов малоизвестной исламистской группировки, которые 2 недели назад укрылись в одной из квартир Нальчика, столицы северокавказской республики Кабардино-Балкария. Трехдневная осада кончилась кровопролитием: квартира была разрушена, а все семеро ее обитателей, якобы, принимавших участие в смертоносном нападении на правительственное агентство в декабре прошлого года, были убиты.

И все-таки место, где произошла эта последняя стычка, вызывает беспокойство. Кабардино-Балкария до недавних пор была зоной сравнительного спокойствия в самом бедном, самом озлобленном и самом проблемном регионе России. Но такой до октября прошлого года казалась и Карачаево-Черкессия, западный сосед Кабардино-Балкарии. Затем там были убиты семеро бизнесменов, а их тела сброшены в шахту. В убийствах был обвинен зять президента этой республики, и толпа штурмом взяла президентский дворец в столице республики, городе Черкесск. Путч удалось предотвратить или, возможно, отодвинуть. В сентябре прошлого года захват заложников в Беслане, Северная Осетия, был достаточно страшным — убиты свыше 330 заложников, из них половина дети — чтобы повергнуть в ужас даже самых закаленных россиян.
Не так давно наблюдатели тревожились, что конфликт в Чечне распространится за пределы ее границ. Сейчас вопрос не в том, распространится ли он, но в том, когда это распространение прекратится. «Взрывной потенциал Чечни, — говорит дагестанский ученый Энвер Кисриев, — распространяется по всему Северному Кавказу». Трудности этого величественного, но отсталого региона являются экстремальными даже по российским меркам. Но они представляют собой экстремальные варианты проблем, которые причиняют боль стране в целом: бедность, сепаратизм и плохое управление. Взрывной потенциал Северного Кавказа может, в конечном счете, угрожать целостности всей страны.
Дагестан является северокавказской республикой с самой нестабильной — после Чечни — новейшей историей и к тому же самой большой из всех республик. В Дагестане пустили глубокие корни религиозный экстремизм, бандитизм преступных группировок и соперничество между ошеломляющим числом этнических групп. Рейд в Дагестан чеченских боевиков в 1999 году способствовал развязыванию второй чеченской войны (первая война велась в период 1994-1996 гг.). В прошлом месяце Рамзан Кадыров, первый заместитель премьер-министра Чечни и сын жестокого промосковского президента Чечни, убитого в прошлом году, со своими бойцами (так называемыми «кадыровцами») совершил еще одно провокационное вооруженное вторжение в Дагестан после того, как дагестанская милиция задержала его сестру. Убийства и перестрелки между милицией и повстанцами довольно часты.
Но больше всех страдает от распространяющегося насилия Ингушетия, небольшая республика на западе Чечни. В июне прошлого года многочисленная банда повстанцев захватила Назрань, главный город Ингушетии, и до своего ухода убила там более 90 человек. Восьмого января с.г. в ходе осады был разрушен до основания дом на окраине Назрани.
По свидетельству правозащитной организации «Мемориал», действия служб безопасности скорее порождают, чем предотвращают неприятности. Как и в Чечне, люди в масках разъезжают на автомобилях без номерных знаков. Иногда людей, которых они силой увозят с собой, освобождают; иногда их выкупают родственники; иногда они бесследно исчезают; иногда находят их тела. Руслан Жадаев, который руководит информационным центром в обветшалой квартире в Назрани, рассказывает, как 12 января с.г. вооруженные люди в масках заставили его коллег-мужчин лечь на пол, выстроили женщин вдоль стен, перерезали телефонные провода и увезли с собой компьютеры. Они сказали, что охотятся на террористов; более вероятно, что они хотели запугать сотрудников центра. Но хотя многие усматривают во всех этих актах беззакония руку Федеральной службы безопасности (ФСБ) России (наследницу советского Комитета государственной безопасности, или КГБ), никто, как кажется, по-настоящему не руководит республикой, в том числе не контролирует местных сотрудников ФСБ.
Ингушетия — пока — не является столь же опасной, как Чечня, где федеральные войска, «кадыровцы» и обыкновенные преступники похищают людей, когда им вздумается. В прошлом месяце был похищен юрист правозащитной организации Махмут Магомадов. Власти ложно утверждали, что он был освобожден: тактика, которая помогает им уходить от ответственности. Несколько родственников прежнего президента Чечни Аслана Масхадова, ставшего главарем повстанцев, также были схвачены. «Мемориал», осуществляющий мониторинг только примерно на четверти территории Чечни, насчитал в прошлом году 396 похищений: 24 жертвы были найдены мертвыми и 173 человека пропали без вести.
Террор помогает объяснить, почему значительная часть чеченцев, которые убежали от войны в Ингушетию, все еще находится там. Некоторые боятся возвращаться домой, потому что у них есть дети в таком возрасте, который делает их потенциально уязвимыми от похищения. Одна 55-летняя чеченка, которая в первой чеченской войне потеряла троих сыновей и мать, говорит, что ей некуда возвращаться: оставленный ею дом сейчас представляет собой яму. Ее новый дом — небольшой контейнер с картонными стенами в одном из дворов в Назрани. Единственное украшение — плакат Алу Алханова, который стал президентом Чечни после убийства Кадырова-старшего и проведения сфальсифицированных выборов в прошлом году. По ее словам, она повесила этот портрет потому, что он дал ей 1000 рублей, чтобы она проголосовала за него. «Я кручусь, как белка в колесе», — говорит она, стараясь найти тех, кто ей поможет.
Но число чеченских беженцев в Ингушетии сократилось с пикового значения 240000 человек до примерно 34500 человек (в самой Чечне гораздо больше людей вынужденно стали перемещенными лицами). Президент Ингушетии Мурат Зязиков говорит, что возвращение чеченцев домой всегда было делом добровольным, однако некоторые благотворительные организации сообщают о том, что на беженцев оказывается давление. Свою роль играет и растущая враждебность местного населения к чеченцам. Но важную роль в процессе возвращения беженцев играет также и тот факт, что — судя хотя бы по числу погибших — обстановка в Чечне улучшается. Даже если часть денег, выделяемых беженцам федеральным правительством, по-прежнему разворовывают, все большая их часть, кажется, попадает тем, кому они предназначены. Г-н Масхадов и Шамиль Басаев, более всего разыскиваемый Россией преступник, на прошлой неделе, якобы, объявили «временное прекращение огня», хотя г-н Басаев также поклялся, что будет и дальше совершать ужасающие террористические акты.

Кого за это винить?
Незначительное улучшение обстановки в мрачной Чечне, возможно, частично объясняет ее ухудшение в соседних республиках. Туда перебрались некоторые чеченские боевики, которых вытеснили с территории Чечни. Циники утверждают, что к этому, возможно, имеет отношение также сокращение доходов от взяток на чеченских пограничных блок-постах и от контрабанды и хищений. Но проблемы данного региона объясняются двумя другими серьезными причинами: его запутанной историей и хроническими просчетами его руководства.
Дьявольски сложные этнические разделы внутри и между республиками, древняя, но живучая неприязнь, вавилонское столпотворение языков, клановые распри, война с Россией, начиная с царей и вплоть до нынешнего российского президента Владимира Путина — таково историческое наследие Северного Кавказа. Пожалуй, самая сильная трагедия, повлиявшая на судьбу народов этого региона, произошла во время второй мировой войны. Одна учительница в Цигли, деревне в окрестностях Беслана с преимущественно мусульманским населением, говорит, что после захвата школы в Беслане, когда ее ученики задают ей вечный российский вопрос «Кто виноват?», она отвечает всего одним словом: Сталин.
Во время войны Сталин приказал депортировать целиком население четырех северокавказских мусульманских республик, вместе с несколькими другими этническими группами. Депортация стоила жизни многим тысячам людей: чеченцев и ингушей (они являются этническими родственниками), карачаевцев, балкар и турок-месхетинцев. Часть территории Ингушетии была отдана Северной Осетии — единственной преимущественно христианской республике в регионе и традиционному оплоту Москвы. (Владикавказ, название столицы Северной Осетии, означает «владеющий Северным Кавказом».) Ингуши безуспешно пытались вернуть свои земли в ходе короткой, но яростной войны в 1992 году. Остовы ингушских и осетинских домов, разрушенных в этой войне, все еще не восстановлены. Тысячи ингушских беженцев все еще живут неподалеку от границы, в чуточку лучших условиях, чем чеченские изгнанники.
Чтобы жить с таким наследием — и при этом максимально использовать те властные полномочия, которыми Советы наделили автономные республики, и которые они сохранили после распада Советского Союза — региону необходимы сильные и независимые лидеры. Вместо этого власть находится в руках остатков коммунистического режима и правящих кланов, которые монополизировали местную промышленность. Как и в остальной России, бизнес и политика тесно переплетены между собой, и коррупция процветает.
Поучительны беды одного владельца маленького таксомоторного бизнеса во Владикавказе. Ему больше не нужно платить деньги преступным бандам за «крышу», но вместо этого у него регулярно вымогает взятки местный отдел милиции по борьбе с организованной преступностью. Он скрытно записывает все беседы с сотрудниками отдела, когда они к нему приходят, но единственный реальный способ защититься от них, говорит он, заключается в том, чтобы иметь влиятельных друзей. Нужно также быть осторожным, говорит он, и не очень стараться преуспевать в своем бизнесе. Он сам согласен скорее продать свою компанию, чем платить взятки, но «многие другие люди напуганы, как кролики перед удавом».
Александр Базоев, хозяин крупной владикавказской строительной фирмы, говорит, что, поскольку «никто не знает, что будет завтра», крупные компании опасаются инвестировать в развитие производства, молодежь уезжает из региона, и трудовые ресурсы сокращаются. Все это в совокупности означает, что регион, который должен бы комфортно жить на транзитной торговле и туризме, вместо этого является самым бедным в России. Г-н Зязиков, президент Ингушетии, утверждает, что создал некоторое количество рабочих мест. Однако безработица в Ингушетии, как и в Чечне, катастрофически высока, возможно, составляет 80%. В Северной Осетии, где главным занятием является производство водки (значительная часть которой производится в теневом бизнесе), ситуация едва ли лучше. В таком же состоянии находится и Кабардино-Балкария.
Местные правители, у которых слишком много незаконной власти и слишком мало законной власти, не способны крепко держать в руках свои территории и справляться с шоками. Такими, как Беслан.
Спустя 5 месяцев после захвата школа так и стоит; ее не сносят, но и не восстанавливают. Сквозь стропила сыплется снег, покрывая разбросанные по полу школьные принадлежности, принесенные позже родственниками убитых детей игрушки и бутылки с водой (потому что заложникам ее не давали).
Стены покрыты рисунками, по которым можно проследить направления гнева населения города. «Мы сначала призовем к ответу наших правителей, а затем ингушей», — гласит одна из надписей. Как ожидали многие, возобновившаяся вражда между осетинами и ингушами, причиной которой стало то, что в числе захвативших школу боевиков были ингуши, должна была вспыхнуть с новой силой после окончания формального 40-дневного траура. Однако этого не случилось. Мнения по поводу того, может ли все еще это произойти, разделились. Проживающих в Северной Осетии ингушей, которые красят свои ворота зеленой краской, легко отыскать.
Но возмущение правительством остается. Те несчастные, кто лишился родных и близких, обвиняют власть предержащих в том, что они не захотели вести переговоры с боевиками; в неудаче штурма школы; а также в медлительности парламентского расследования этой трагедии. Глава местной администрации Владимир Ходов, 10-летний внук которого был застрелен боевиками, говорит, что люди убеждены, что террористов было больше, чем сообщили власти, и что оружие было заранее спрятано в здании школы. Родители говорят, что федеральная компенсация по случаю потери ребенка — 100000 рублей — оскорбительно мала.
Кое-кто высказывает недовольство лично г-ном Путиным; другие оправдывают Владимира Владимировича. Но почти все хотят отставки президента Северной Осетии Александра Дзасохова. Они все еще взбешены той ложью, которую распространяли чиновники администрации г-на Дзасохова во время кризиса. Лев Дзугаев, представитель по связям с общественностью, который выдал неправдоподобно низкую цифру заложников (и который сегодня является министром культуры республики), говорит, что администрация хотела предотвратить еще более масштабный вооруженный конфликт.
Многие считают, что самый большой скандал состоит в том, что ничего не сделано для предотвращения новых нападений. Какой-нибудь иностранец все еще может беспрепятственно пересечь границу Северной Осетии и Ингушетии, не предъявляя своих документов. Если худшее повторится снова, реакция населения будет менее снисходительной.

Что необходимо предпринять?
«Северный Кавказ, как больной ребенок в семье, нуждается в особом внимании», — говорит г-н Базоев, владикавказский бизнесмен. После случившегося в Беслане такое внимание регион, наконец, стал получать. Г-н Путин направил Дмитрия Козака, одного из тех своих помощников, которому он доверяет больше других (и который, по слухам, будет им предложен на должность премьер-министра в случае увольнения нынешнего) своим представителем в регионе, специально наказав ему, чтобы тот позаботился об экономическом развитии республик. Г-н Козак откровенно говорил о клановости и коррумпированности. Однако он тратит значительную часть своего времени на то, чтобы успокаивать народные волнения на местах.
Положение дел на Северном Кавказе чуть ли не делает хорошей идеей еще одну предложенную после Беслана реформу: взятие себе г-ном Путиным права назначать региональных губернаторов. В настроениях народа ностальгия по советской стабильности преобладает сильнее, чем стремление к демократии. В Беслане г-н Ходов мечтательно рассуждает о том, как в выходные ездил через Чечню в Дагестан, чтобы на берегу Каспийского моря покушать икры. К сожалению, Кремль проявляет тенденцию выбирать руководителей, руководствуясь критерием лояльности, а не компетентности. Руслан Аушев, уважаемый президент Ингушетии, который вел переговоры с террористами в Беслане, был смещен в 2001 году. Первая региональная проверка может наступить в Кабардино-Балкарии, президент которой, Валерий Коков, болен. Во Владикавказе Алихан Хугаев, главный редактор одной оппозиционной газеты, говорит, что, если г-н Путин назначит в Северную Осетию свою марионетку, «Северная Осетия взорвется».
Что это может быть за взрыв? Сепаратистские настроения там не очень сильны. Как указывает Алексей Малашенко из московского Центра Карнеги: «Никто не готов платить за независимость ту цену, которую платят чеченцы». Местные элиты знают, что идти своим путем бесперспективно. Поскольку (как и в остальной России) плохое управление и уклонение от уплаты налогов идут рука об руку, местные администрации очень сильно зависят от субсидий из Москвы.
Точно так же опасность склонного к насилию исламского радикализма является хотя и реальной, но ограниченной. В Ингушетии и в Северной Осетии люди шепчутся о неизвестных бородатых людях, которые появляются в мечетях. Массовая безработица способствует тому, что вступление в ряды воинственных радикалов начинает казаться хорошей карьерной опцией. Но хотя данная угроза, быть может, усиливается, лишь небольшое число местных жителей мечтает о Северокавказском халифате. Многие из проблем этого региона не имеют никакого отношения ни к религии, ни к этнической вражде.
Самый большой риск заключается в том, что все увеличивающаяся часть Северного Кавказа может скатиться к беззаконию и выскользнуть из орбиты влияния Москвы. После вмешательства г-на Путина на Украине ученые мужи толкуют о его планах воссоздания Российской империи. Но Россия, в определенном смысле, уже является его собственной империей. Вероятность того, что однажды она рухнет, как когда-то Советский Союз, занимает центральное место в страхах г-на Путина. Игнорирование Северного Кавказа может, в конечном итоге, привести к материализации этого страха. «The Economist», Великобритания